Японский любовник - Исабель Альенде
В письме Ичимеи снова приносил соболезнования по поводу смерти Исаака Беласко и открывал, как всколыхнулись его чувства, когда он увидел ее после стольких лет, — хотя он и знал о ее профессиональных достижениях, участии в благотворительности и часто видел ее фотографии в газетах. Ичимеи писал, что Мегуми стала замужней дамой, у нее с Бойдом Андерсоном растет сын Чарльз, а Хейдеко два раза ездила в Японию, где обучилась искусству икебаны. В последнем абзаце он сообщал, что женат на Дельфине Акимура — такой же, как и он, японке-американке второго поколения. Дельфине был год, когда ее семью интернировали в Топаз, но он не помнит, чтобы ее там видел, они познакомились много позже. Его жена учительница, но оставила школу, чтобы заниматься питомником, и под ее управлением дела идут успешно; скоро они откроют свой магазин в Сан-Франциско.
В своем письме Ичимеи прощался, не намекая на возможность встречи или на то, что ждет ответа. Никаких воспоминаний о прошлом, которое они прожили вместе. То было формальное информативное письмо, без поэтических оборотов и философских рассуждений в отличие от других, которые она получала во время их короткого романа; не было даже рисунка, которым ее возлюбленный иногда сопровождал свои послания. Единственным утешением для Альмы, перечитавшей письмо, было, что Ичимеи нигде не упомянул про ее телефонные звонки, о которых Дельфина ему, несомненно, рассказала. Женщина истолковала все правильно: это было прощение Ичимеи и скрытое предупреждение, что он не хочет никаких контактов.
За семь следующих размеренных лет ничего существенного в жизни Альмы не произошло. Ее частые и интересные путешествия в конце концов слились в ее памяти в одно-единственное странствие Марко Поло, как выражался Натаниэль, никогда не выказывавший неудовольствия по поводу отлучек жены. Они чувствовали себя друг с другом так по-животному комфортно, словно близнецы, которые никогда не расставались. Они могли читать мысли, предугадывать настроение или желания другого, заканчивать начатую фразу. Их приязнь была вне обсуждений, об этом не стоило даже говорить, это было само собой, как и их необыкновенная дружба. Супругов объединяла социальная ответственность, любовь к живописи и музыке, походы в изысканные рестораны, коллекция вин, которую они понемножку начали формировать, радость от семейных каникул вместе с Ларри. Мальчик вырос таким послушным и доброжелательным, что порой родители сомневались, нормально ли это. Они пошучивали между собой, подальше от Лиллиан, которая не допускала критических замечаний в адрес внука, что в будущем парень преподнесет им какой-нибудь ужасный сюрприз: вступит в секту или кого-то укокошит; не мог же он пройти по жизни без единого потрясения, как сытая морская свинка. Как только Ларри вошел в сознательный возраст, его начали возить по свету, устраивая раз в год незабываемые экскурсии. Родители побывали с ним на Галапагосских островах, на Амазонке, на нескольких сафари в Африке, и эти путешествия Ларри позднее повторит с собственными детьми. Среди самых волшебных воспоминаний его детства — кормление жирафа с ладони в одном из кенийских заповедников, этот длинный синий шершавый язык, ласковые глаза с опереточными ресницами, густой запах свежескошенной травы. У Натаниэля и Альмы было собственное пространство в большом особняке Си-Клифф, где они жили, как в шикарном отеле, не зная хозяйственных забот, потому что все шестеренки домашнего управления смазывала Лиллиан. Славная женщина продолжала вторгаться в их жизнь и регулярно допытывалась, насколько они влюблены друг в друга, но им вовсе не докучала, обоим нравилась эта очаровательная особенность. Если Альма находилась в Си-Клифф, супруги договаривались о совместных планах на вечер: например, чего-нибудь выпить и обсудить прошедший день. Они поздравляли друг друга с успехами на работе и не позволяли себе задавать вопросы, если это не было совершенно необходимо, словно догадываясь, что хрупкое равновесие в их отношениях может моментально разрушиться от одного неуместного признания. Натаниэль с Альмой добровольно признали, что каждый имеет свой тайный мир и свое личное время, за которое не обязательно отчитываться. Их умолчания не были ложью. Поскольку их любовные встречи случались так редко, что их можно было не считать, Альма предполагала, что у ее мужа есть другие женщины, ведь мысль о целомудренной жизни выглядела нелепо, однако Натаниэль уважал обещание хранить свои победы в тайне и не ставить жену в унизительное положение. Что касается Альмы, в своих путешествиях она позволяла себе приключения, ведь возможностей всегда хватало, ей достаточно было намекнуть, чтобы получить отклик; но такие забавы всегда приносили ей меньше ожидаемого и только выбивали из колеи. Сейчас ведь самый возраст для активной сексуальной жизни, рассуждала она, это так же важно для здоровья и самочувствия, как спорт и сбалансированная диета, она не должна позволять своему телу сохнуть. Если взглянуть с такой точки зрения, секс из подарка для чувств превращался в еще одну обязанность. Эротизм, в понимании Альмы, требовал времени и доверия, наслаждение не давалось ей легко, на одну ночь поддельной или быстротечной влюбленности, с незнакомым мужчиной, которого она больше никогда не увидит. В самый разгар сексуальной революции, в эпоху свободной любви, когда в Калифорнии легко меняли партнеров и половина американцев безнаказанно спала с другой половиной, Альма продолжала думать об Ичимеи. Не раз и не два она задавалась вопросом: что, если это только повод, чтобы оправдать собственную фригидность, однако когда она наконец вновь соединилась с Ичимеи, таких вопросов больше себе не задавала и не искала утешения в чужих объятиях.
12 сентября 1978 года
Ты говорила, что из покоя рождается вдохновение, а из движения возникает творчество. Живопись, Альма, — это движение, вот отчего мне так нравятся твои недавние работы, выполненные как бы небрежно, но я ведь знаю,
