Грегор Самаров - На берегах Ганга. Раху
— Вы преданный друг, и я никогда не смогу отблагодарить вас!
— Именно, чтобы доказать свою дружбу вашему высочеству, я сам и приехал, — сказал Гастингс почти с укором, низко кланяясь, — так как столь важные поручения нельзя доверять посланным.
— Какой посланный может заменить ваше превосходительство! — воскликнул Асаф-ул-Даула. — А теперь забудем политику и будем веселиться.
Он взял под руку Гастингса и повел его в столовую. Гастингс удовольствовался несколькими самыми простыми кушаньями и пил вино с водой. Скоро разговоры за столом стали громче и развязнее, только Гастингс оставался спокоен и холоден и с презрением смотрел на остальных.
По восточному обычаю, когда обед подходил к концу, гостей развлекали красивейшие танцовщицы из гарема набоба, исполняя разные танцы. Гастингс безучастно посмотрел на первый танец и, когда раздались громкие одобрения и танцовщицам стали бросать фрукты и конфеты, он встал:
— Прошу позволения вашего высочества удалиться. Я устал с дороги. Надеюсь, что мое отсутствие никого не стеснит, даже состоящих при мне офицеров.
Он слегка поклонился и вышел.
Веселье стало еще непринужденнее, танцовщиц позвали к столу…
Гастингс стоял у окна своей спальни и задумчиво смотрел на чудный вид, залитый светом луны.
— Христос с тобой, моя Марианна, — проговорил он, устремляя взор в прозрачную даль, — как стремится к тебе мое сердце, как я хотел бы смотреть тебе в глаза, слышать твой голос…
Он обратился в ту сторону, где сквозь легкую дымку виднелись золоченые купола дворцов Байзабада, его взгляд омрачился, и он склонил голову, но скоро опять гордо поднял ее и пробормотал:
— Нет, нет, ложное сострадание не должно смущать меня! Что значат две женщины, в тупом равнодушии проводящие жизнь! История идет своим ходом, и кто дерзнул управлять ее колесницей, тот не должен останавливаться, если под нею погибают отдельные личности!..
Он закрыл окно и спокойно заснул, а из комнат Асафа-ул-Даулы все громче раздавались веселые голоса.
VI
Капитан Синдгэм, прискакав в Калькутту, прошел к леди Марианне в дорожном платье. Он застал ее в кабинете, выходящем окнами в парк.
Она сидела одна, только две прислужницы-индуски стояли с опахалами, пока она читала книгу. Постоянное пользование этой услугой считалось не только потребностью, но и обязательным предписанием этикета для знатных женщин в Индии. И Марианна соблюдала по желанию мужа и на случай неожиданного посещения кого-либо все обычаи, установленные для женщин ее положения.
По возвращении из своей первой командировки капитан провел только несколько часов в Калькутте, так как по приказу Гастингса он немедленно последовал за ним в Бенарес. Тогда он только представился и мимоходом видел леди Гастингс и Маргариту. Радость, блестевшая в глазах Маргариты и пожатие ее руки доставили ему бесконечное счастье. Он обрадовался случаю немедленно уехать опять, так как ничего не мог сказать им о настоящей цели своей командировки, а тяжелые воспоминания, преследовавшие его, казались мрачными призраками между ним и Маргаритой. Теперь он приехал совсем, и новые впечатления сгладили прежние темные образы. С сильно бьющимся сердцем вошел он в комнату и с облегчением вздохнул, увидав Марианну одну. У него оставалось время приготовиться к встрече с Маргаритой и успокоиться, прийти в себя.
Марианна приняла его холодно, почти церемонно, так как даже ближайшие прислужницы не должны подозревать ее тревоги об отсутствующем муже, у которого она вполне научилась искусству владеть собой. Отпустив прислужниц, она подбежала к капитану, схватила его за руки и уже не смогла скрывать своего беспокойства:
— Вы вернулись, капитан… один?.. Что такое, какое известие вы привезли? Новая опасность?.. Если случилось несчастье, так говорите, я все перенесу, только не муки неизвестности и ожидания!
— Известия у меня хорошие, — отвечал капитан. — И ваш супруг твердо и уверенно идет к цели. Он был, правда, в серьезной опасности, но что это значит для человека с такой железной волей, как у него.
Марианна прижала руки к сердцу, и глаза ее наполнились слезами.
— Юг покорен, — продолжал капитан. — Мадрас свободен, мир с Типпо Саибом будет заключен, оттуда больше не грозит опасность. На севере ваш супруг только что покорил Бенарес и взял его под английское управление. Шейт-Синг бежал и, вероятно, сделался жертвой собственных слуг, а теперь губернатор находится в замке у Асафа-ул-Даулы, чтобы исполнить требование директоров в Лондоне и еще прочнее скрепить союз Аудэ с Англией.
Марианна вздохнула.
— Сколько слез и крови нужно для мирового исторического здания! — грустно проговорила она. — Но такова воля судьбы… Рассказывайте, капитан, рассказывайте… о, я не из любопытства расспрашиваю, вы знаете, что я живу исключительно его жизнью.
Она села на диван, капитан придвинул кресло и начал рассказывать обо всем, что произошло в Бенаресе.
Наконец капитан достал письмо Гастингса и извинился, что медлил передать его, так как хотел прежде успокоить ее и все, что он сообщил, составляет главное поручение губернатора. Марианна поцеловала письмо, быстро пробежала его и с улыбкой подняла глаза.
— Значит, вы остаетесь здесь, капитан, так как муж велит мне все сообщать вам, во всем поддерживать вас и повиноваться вашим приказаниям.
— Такое слово могло бы казаться насмешкой для человека, который живет только для вашего супруга и его семьи.
Вдруг капитан встал. Против него, на ступенях веранды, выходящей в сад, показалась Маргарита в белом бумажном платье с голубыми лентами, легкая шляпа прикрывала ее волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам и похожие на волны расплавленного золота. Она тоже остановилась как вкопанная. Увидев капитана, ее темно-синие глаза заблестели, нежное личико покрылось ярким румянцем.
— Иди, иди, Маргарита, — закричала Марианна, совсем повеселевшая от хороших известий и письма мужа. — Иди поздороваться с новым нашим господином и повелителем… Им является наш капитан!
Маргарита подбежала, ее глаза сверкнули еще радостнее, и она воскликнула со счастливой улыбкой, низко приседая:
— Имею честь представиться нашему повелителю и надеюсь, что он не будет слишком строг.
Но потом, как бы извиняясь за шаловливую насмешку, она протянула обе руки капитану, горячо ответила на его пожатие и сказала голосом, проникшим в глубину его сердца:
— Как бы повелитель ни распоряжался нами, прежде всего приветствую дорогого друга, который все еще позволяет называть его моим шталмейстером.
