Эллен Марш - Очарованный принц
Этот классический женский жест: приподнятые руки и милая склоненная головка — наполнили его сердце щемящей тоской. Какой трогательно беззащитной кажется женщина в тот миг, когда выпускает на волю тяжелый шелк волос — беззащитной и восхитительно чувственной!
— Ты принесла посит? — спросила она, не поворачивая головы.
Звук ее голоса вывел Коннора из задумчивости. Поставив на стол поднос, он скрестил руки и выступил из темного угла:
— Тебе действительно необходимо было нанять горничную специально для этой цели?
Джемма, вскрикнув, резко обернулась, но тут же гордо задрала носик и спрятала под густой тенью ресниц пламя зеленых глаз. Он не мог не отдать ей должное: она моментально взяла себя в руки.
— Чтобы оправдать такие огромные расходы, я не задержусь надолго — отчеканила она.
Коннор невольно сжал кулаки. Слава Богу, что он остался на достаточном расстоянии от Джеммы.
— Неужели?
— Разумеется. Правда, я не смогу уехать, пока не установится теплая погода, — ответила она, возвращаясь к прерванному туалету. — Мистер Макнэйл уверяет, что этого можно ожидать только весной.
— Но ведь это в любом случае означает несколько месяцев, — заметил он. — Тебе необходимо как следует поправить здоровье. Ты права: нужна хорошая служанка.
— И кто же будет оплачивать ее услуги? — казалось, что все внимание Джеммы приковано к ее собственному отражению в мутном зеркале. — Я или ты?
— У меня хватит на это денег, — грубо бросил он.
— Я знаю об этом… теперь.
— Ну так и найми себе эту проклятую служанку! — Коннор вовсе не хотел ссоры. У него было единственное желание: сжать Джемму в объятиях, спрятать лицо у нее под подбородком, зажмуриться и позабыть о своих печалях, своей гордости и… своем одиночестве.
— Но тогда ты сам должен будешь прислать мне кого-нибудь, когда вернешься в Эдинбург, — еще выше задрала нос Джемма. — Я сильно сомневаюсь, что хоть одна из твоих крестьянок способна стать служанкой у настоящей леди.
— С чего ты взяла, что я намерен вернуться в Эдинбург?
— А разве это не так? — удивленно посмотрев на него, спросила Джемма.
Честно говоря, Коннор никуда не собирался уезжать. Но явное разочарование, промелькнувшее в ее взгляде, вывело его из себя. Было совершенно очевидно, что чем быстрее он уберется из Гленарриса, тем больше она обрадуется. Ну хорошо же, пусть будет так, как ей угодно! Только зря она надеется: провались он на месте, если станет тратить время на то, чтобы вымолить у нее прощение, уговорить вернуть ему хотя бы часть той обжигающей душу страсти и того… да, счастья, которое им довелось испытать под крышей хижины старого Додсона! Да он и в мыслях ничего подобного не имел!
— Ты можешь высказать мне свои претензии и пожелания сейчас или же утром, перед моим отъездом, — резко бросил он.
— Завтра? — Глаза ее удивленно расширились. — Но ведь ты только что приехал.
— Что было огромной глупостью. Судя по всему, вы с Мод прекрасно управились и без меня.
— Но… но ведь тебе надо хотя бы несколько дней отдохнуть. Ты не можешь вот так сняться и уехать…
— Вряд ли я отныне смогу спокойно отдыхать в Гленаррисе, мэм, — с горькой усмешкой прервал он ее. — Лучше уже мне вернуться в Эдинбург. Пожалуй, я уеду завтра на рассвете, так что вам ни к чему прерывать свой сон ради прощания со мною, мэм. Доброй ночи.
Глава 26
Его отвергли! Коннор весь кипел от негодования, шагая по коридору к своей спальне. Ему разве что только не надавали пощечин, и кто? Какая-то тощая пигалица с совиными глазищами! О, теперь-то ему ясно, что требуется для получения Джемминого бесценного прощения! Наверняка она хочет, чтобы он рыдал, бил себя кулаками в грудь и, может, даже рвал на себе волосы и посыпал главу пеплом!
Ну так она этого не дождется! Он не собирается ползать на коленях, вымаливая благосклонность у ничтожной сучки! Ну да, он бессовестно воспользовался ею, он был с ней грубым и даже жестоким, но потом-то он вел себя как надо? И в конце концов ведь только ради нее он решился расторгнуть пари! И разве его вина в том, что проиграл не он, а Кинг?
Еле слышный голосок у него в мозгу шептал, что Джемме-то об этом ничего не известно, но Коннор предпочел не обращать на него внимания. В данную минуту он был чересчур зол на весь свет, чтобы прислушиваться к каким-то там голоскам.
Стало быть, Джейми считает его никчемным и безответственным, не так ли? Ну а как насчет Джеммы? Разве это не детская выходка — отнестись к мужу так, словно он не более чем прах у нее под ногами?
Ты заслужил еще и не такое, шептал все тот же голос, олицетворявший остатки здравого смысла, но ослепленный злобой Коннор поспешил загнать истину в самый дальний уголок сознания.
«Я уберусь отсюда с первыми лучами зари, — думал он. — Будь я проклят, если еще хотя бы на день останусь под одной крышей с этой адской женщиной! И черт с ним, с холодом и снегом! Я проберусь через перевал — пусть это даже будет последним, что мне удастся совершить в жизни».
Памятуя о том, в каком состоянии бывают зимой горные тропы, последнее замечание можно было счесть пророческим.
И это наверняка очень порадует Джемму, безжалостно подсказал ему внутренний голос…
Солнце уже сияло вовсю, когда Коннора разбудил шум во внутреннем дворе замка.
Страдая от головной боли — неизбежного последствия вчерашней усталости и неумеренных возлияний, — он добрел до окна, оттер покрывшую стекло изморозь и выглянул наружу. Там было полно людей: кто-то верхом, кто-то в запряженных пони повозках, кое-кто пешком. Несмотря на пронизывающий холод, мужчины были одеты в кильты, а женщины закутаны в шали ярких цветов клана Макджоувэнов.
— Какого черта, что им здесь надо? — возмутился он вслух, уже зная ответ: это его несносная тетушка позаботилась созвать всех родственников, послав приглашения в Инвернесс, Абердин и даже в дальние Глазго и Перт. Как же — ведь надо же им познакомиться с его молодой женой! И вот все они заявились сюда и толкутся во дворе замка — с мрачными физиономиями, голодные, промерзшие и скорее всего совершенно не расположенные проявить какую-либо симпатию по отношению к Джемме.
Торопливо одеваясь, Коннор понял, что его догадка была верна: в раздававшихся под сводами главного зала голосах звучало явное неодобрение. Они подняли такой гвалт, что мертвые могли бы восстать из могил. Когда Коннор наконец вышел навстречу дорогим гостям, то увидел, что все они облеплены мокрым грязным снегом.
— Вот он! — воскликнул кто-то из пертских Макджоувэнов, и в зале тотчас раздались громогласные жалобы и упреки, касавшиеся в основном его пренебрежительного отношения к крестьянам и тех неудобств, которые милые родственнички испытали, вынужденные из-за пурги ночевать в тесных, убогих хижинах. Пожалуй, искренне были рады видеть его только Джечерн да наполовину оглохший дядя Леопольд: его отец женился на немке, которую клан всю жизнь третировал, как иностранку.
