Ли Бристол - Дважды благословенная
Они молчали всю дорогу, но, когда дошли до дома, Итан вдруг заговорил:
— Теперь я понимаю, что Кэмп Мередит был одним из главных людей в моей жизни. Оглядываясь назад, я вижу: все, что бы я ни делал, было так или иначе связано с ним. Когда я приехал сюда, я его ненавидел, но постепенно мое отношение к нему менялось, и в конце концов я его даже по-своему полюбил. — Он покачал головой. — Да, забавно иногда оборачивается жизнь!
— Ведь было время, когда и я ненавидела тебя, — кивнула Тори в знак согласия. — Возможно, Консуэло права — от ненависти до любви один шаг.
— Как бы то ни было, — заключил Итан, — если бы не он, я бы не встретил тебя. Все эти годы я ненавидел его, но мог ли я знать, что именно благодаря ему я избавлюсь от этой ненависти…
На крыльце Итан вдруг остановился и посмотрел на Тори. Сквозь пелену грусти в его глазах пробивался огонек надежды.
— Однажды я сказал тебе очень горькие, очень несправедливые слова. Я сказал, что ты никогда по-настоящему не будешь моей женой… — Тори коснулась пальцем его губ, словно говоря: «Молчи!» — Но Итан продолжал: — У нас не было настоящего брака, настоящей свадьбы. Еще не поздно все исправить…
Тори с недоумением посмотрела на него, но вместо ответа Итан повел ее в дом.
— Подожди немного, — остановил он ее в холле, — я поговорю со священником.
Вернувшись через пару минут, он торжественно произнес:
— Виктория Мередит, вы окажете мне честь стать моей настоящей женой?
Глаза Тори светились от счастья. Итан взял ее под руку.
Эпилог
Каса-Верде, 1883 год
Горы, окружавшие ранчо, покрылись буйной летней зеленью, небо было таким синим, что резало глаза. День был бы нестерпимо жарким, если бы не легкий ветерок с гор. Адаму нравилось это мирное, спокойное место — многие годы ему так не хватало покоя… Пару месяцев назад он, уставший телом и душой, ушел из рейнджеров. Рана в плече зажила, Адам вполне мог бы сесть на лошадь и уехать отсюда, но он предпочел осесть здесь. Теперь ранчо Каса-Верде стало для него домом, Итан и Тори семьей.
Адам сидел в кабинете, листая книги, как обычно в жаркую погоду. Кабинет за прошедшие годы мало изменился. Деловая атмосфера, царившая в этой комнате при Кэмпе, осталась той же, когда его сменил Итан.
Адам поднял глаза, улыбаясь Консуэло, входившей в кабинет с кофейником и чашками на подносе. Консуэло тоже мало изменилась за эти годы. Все такая же красивая, она лишь выглядела чуть старше и немного усталой.
Больше всего изменился Адам. Во многом ему пришлось принять участие, многое повидать — чаще всего это было малоприятным. Он так устал от бесконечной борьбы, от всех этих перестрелок…
Черты его лица, некогда по-детски округлые, стали резче, кожа огрубела, взгляд стал острее и циничнее — теперь он смотрел на мир по-другому.
Адам не знал, что его ждет, знал лишь, что к рейнджерам он уже не вернется. Адам завидовал той легкости в принятии решений, которая всегда отличала Итана, его старшего друга. Но у Итана ведь была Тори, у Адама же — никого.
Консуэло налила Адаму и себе по чашечке кофе, и, как обычно по вечерам, оба сели у большого окна, выходившего во двор, глядя на угасающий день, на заигравшихся детей, упорно не желавших идти спать… В последних лучах предзакатного солнца три рыженькие головки казались огненными. Дети окружили мать, рассказывая ей о чем-то своем, и весело смеявшаяся, запрокинув голову, Тори в этот момент сама походила на ребенка. Итан сидел рядом на скамейке, чиня уздечку, но на самом деле больше поглядывая на жену и детей.
— Как они счастливы! — с завистью вздохнул Адам.
Консуэло кивнула:
— Да, Кэмп в свое время не ошибся — Итан оказался хорошим мужем для Тори…
Адам решил сказать то, в чем мог признаться лишь Консуэло.
— Честно говоря, — задумчиво начал он, — поначалу я сомневался, что Тори — та женщина, которая нужна Итану. Но со временем убедился, что лучшее в жизни Итана — это его женитьба на Тори. Кто бы мог подумать, что она в столь короткий срок подарит ему троих? И я втайне тешу себя мыслью, что это еще не предел…
— Да, — согласилась Консуэло, — дети — это то, ради чего стоит жить! С годами я все больше жалею, что… — Она вдруг осеклась, закусив губу.
Адам ждал, но Консуэло по-прежнему молчала. В глазах ее снова стояла боль, которую Адаму приходилось замечать уже не раз, но он никогда не спрашивал о причине, хотя не мог не чувствовать, что с этой болью связана какая-то тайна.
Консуэло посмотрела на него, и Адам понял, что она собирается открыть ему какой-то свой секрет, гораздо более важный, чем все, какими она уже поделилась с ним. Взгляд Консуэло был спокоен, но Адам чувствовал, какое усилие этой женщине пришлось сделать над собой, чтобы закончить фразу.
— С годами я все больше жалею, что моя дочь росла без меня…
Адам ошарашенно уставился на нее. Консуэло опустила глаза.
— Это долгая история. Если хочешь, расскажу. Но очень прошу: когда я закончу, подумай, как мне помочь.
Адам долго молчал, а когда заговорил, голос не слушался его.
— Ты знаешь, что для тебя я готов на все.
Улыбка Консуэло была легкой и грустной и держалась на ее губах не более мгновения. Детский смех за окном отошел для Адама на второй план, когда Консуэло медленно начала свой рассказ.
Схватив в охапку отчаянно верещавшего годовалого Джона, Тори окликнула старших:
— Пора домой!
Протест Кэмпа и Мерри — четырехлетних близнецов — был столь бурный, что заставил малютку расплакаться еще сильнее.
— Еще не темно! — кричал Кэмп.
— Ты сказала «до темноты»! — поддержала брата Мерри.
— Я сказала «до захода солнца», — уточнила Тори. — А солнце уже зашло. Пора спать!
Кэмп, уже успевший усвоить, что препираться бесполезно, сердито топнул ногой, но пошел на крыльцо и встал рядом с матерью, терпеливо поджидая сестру. Мерри же продолжала стоять на прежнем месте, недовольно выпятив губу.
— Солнце не зашло! — кричала она, тыча пальчиком вверх. — Я хочу играть!
Тори посмотрела на уже начинавшее темнеть небо, где вырисовывался бледный диск луны.
— Это не солнце, Мерри, — терпеливо объяснила она. — Это луна. А луна означает, что пора идти спать.
Малышка скептически взглянула на мать и вновь перевела глаза на небо.
— Я поиграю немножко, пока не зайдет луна! — заявила она.
Итан отложил уздечку и, подойдя к дочери, взял ее под мышку, несмотря на бурный протест: «Папа!»
— Слышишь, что сказала мама? Иди спать, а не то до захода луны будешь не играть, а чистить конюшни! — Он поставил ее на крыльцо и слегка любовно шлепнул. — Иди найди тетю Конни и скажи, чтобы уложила тебя. Если попросишь вежливо, она даст тебе молока с пирожным. Быстро спать!
