Эмине Хелваджи - Наследница Роксоланы
О том, куда деть руки, она не думала – они сами делись: их будто притянуло к янтарному эфесу кинжала, на котором когда-то, в незапамятные времена, дочь шахзаде Мустафы принесла клятву о мести и ненависти.
– Ну, завтра и будет завтра, – с наигранной беспечностью сказала Джанбал. – Ничего тут не изменить. Да, послушай… – Она вдруг вспомнила, о чем хотела спросить ранее. – Вот ты все время говоришь «мы», «у нас»… Это кто?
– Это – мы, – твердо ответил Ламии. – Вся наша семья. Твоя семья, если ты не забыла. И я с Беком тоже, раз уж мы здесь.
– Значит, все это… – Девушка обвела рукой невидимые во тьме постройки хуторка, пристань в бухте, два небольших кайыка возле нее и где-то там, за пределами бухты, шаик.
– Наша собственность, – кивнул Ламии. – То есть и твоя. Хочешь, кешк это назови, хочешь – конак. А хочешь – йалы или сахильханэ[18]. Только не сарай. Хотя у нас тут все, в общем, как в караван-сарае и устроено… пускай не для караванов: наши верблюды по морю ходят. Что я смешного сказал?
– Ничего. – Бал, закусив губу, сумела прогнать с лица улыбку. Слишком недавно ей пришлось разговаривать по-роксолански, чтобы забыть: в этом языке сарай – не дворец, а… совсем другое строение. – Значит, верно говорят: «Сарай – для султана, конак – для эфенди, мечеть – для муллы, а шалаш – для бродяги».
Тут она снова фыркнула от смеха, но Ламии понял это по-своему.
– Ну да. Даже если тебе довелось бродяжничать, все равно ты из семьи эфенди, благородной и уважаемой. Так было в Амасье, так есть сейчас. И семье дóлжно приложить все усилия, чтобы спасти тебя вместе с твоей… подругой. Как же иначе?
– От лодочной артели, мельниц и пахотных земель еще что-то осталось? – тихо спросила девушка. – Или уже все на наши поиски растратили? Наверное, мамины драгоценности тоже в ход пошли, да?
– Надо было бы, потратили бы. – Ламии внимательно посмотрел на нее. – И это, и, даже прежде, золотые дукаты, что хранились вместе с драгоценностями… Ты, вижу, о них забыла. А вдобавок то золото, которое твой отец саблей заработал… и продолжает зарабатывать, кстати. Сперва думали, что потребуется, готовы к этому были. Но внезапно оказалось, что тот род занятий, который один только и помогал нам вас искать, он… вдруг начал вместо затрат приносить доход. Большой.
– То есть вы… – недоверчиво произнесла Бал.
– Понятно, – тяжело уронил Бек.
– Что тебе понятно? – Айше хотелось, чтобы это прозвучало твердо, даже с вызовом, но оказалось, что голос ее по-прежнему дрожит.
– Что завтра я оставлю тебя и сестру здесь. А когда вернусь, не буду уверен, что застану вас здесь же.
Девушка, потупив взор, мяла в руках край язма, узорчатой белой шали, так что, как говорится в пословице, «будь то камень – раскрошился бы, будь то сталь – согнулась бы». Но шелку, сколь он ни тонок, такое не грозит.
Парень посмотрел на ее руки, на тонкотканый до прозрачности язм и, конечно, понял все неправильно.
– Мы вам оставим и девичью одежду попроще, не такую нарядную. Для обеих. И мужскую тоже. – Он скрипнул зубами. – Сами выберете, в чем… В чем нас ждать – или не ждать…
Айше подняла на него взгляд. Неизвестно, что бы она сказала в следующий миг, но тут ее лицо вдруг исказилось от ужаса.
– У вас здесь столько одежд, мужских и женских? Откуда? С кого они сняты?! На что вы вообще живете, содержите эту усадьбу? Вы… вы такие же, как Каторжный Паша, да?!
– Что ты, дурочка! – Джанбек, безмерно изумившись, зажал ей рот рукой. Никогда бы он в обычном своем состоянии не смог бы ни сказать такое, ни поступить таким образом. А уж тем более не подумал бы о том, чтобы сгрести Айше, беспомощно затрепыхавшуюся, в объятия и удерживать так. – Ты что, думаешь, мы с Ламии пираты?! Ох, надрал бы я тебе уши, не будь ты девчонка и принцесса! Мы не пираты, мы – наоборот! Вас ищем, для того все и затеяно, но где тот котел, в котором можно это варево готовить? А вот он: то, что ты видела, и есть наше дело, то, чем мы занимаемся. Чтобы тебя с Бал найти, вот уже почти два года доставляем к месту посредников, договаривающихся об обмене или выкупе… увозим с галер и невольничьих рынков пленников, обретших свободу… пленниц тоже… Дать им прийти в себя, отмыться и подлечиться перед рейсом через море, наготу прикрыть – вот для этого наш кешк и существует, он… это как бы промежуточный лагерь перед дорогой домой. Ну и, если нужно, побег организовать помогаем, такое тоже бывает. Всем все известно, кому положено… А кому не положено – они… знаешь, как они нас называют? Капудан Хич Кимсе – вот как!
Он глухо застонал, потому что девушка, вырываясь, с силой уперлась руками в его туго перебинтованную грудь. Мгновение спустя они оба расслабили хватку. Айше, чуть не свалившаяся в бассейн (настолько стремительно Бек выпустил, почти оттолкнул ее), со слезами на глазах гладила скрытый под повязкой бок юноши и раз за разом спрашивала: «Больно? Честно не больно? А здесь? Нет, ты правду скажи!»
Далеко не сразу, зато одновременно они обнаружили, что, оказывается, лежат на ковре рядом, по-прежнему фактически не размыкая объятий. А когда им обоим это стало ясно, испуганно отпрянули друг от друга.
– А что, это правильно, – кивнула Бал. – Капудан Хич Кимсе с шаика «Адсыз». Бек придумал?
– Точно, – признал Ламии. – Как угадала?
– Капудан Nemo, – перевела Джанбал на латынь и тут же поняла, что умничает: если уж переводить, то на греческий. – Капитан Никто с корабля «Безымянный». Да чего там гадать, мы с братом вместе читали историю про старину, как один капитан попал в плен к одноглазому гулю-людоеду и назвался «Никто», а потом, когда сумел сделать его вовсе безглазым и удрать, тот гуль начал взывать о помощи к соседям. Те собрались, все, вплоть до последнего соседа-людоеда, и спрашивают его: «Да кто же тебя обидел? – Никто! – А раз никто, то нам, стало быть, и ловить некого…» Так вы, значит, вместе один капудан?
– И тут ты угадала. В четыре руки под парусом мы больше можем, чем три шайтановых дюжины кюрекчи на веслах. Да ты же видела сегодня. И даже сама с братом в четыре руки игру вела. Пока я у руля стоял.
– Хорошо платят? – деловито поинтересовалась Джанбал, облизывая мед с ложки. Прислушалась к своему голосу: в нем уже почти не было хрипоты.
– Изрядно. За такие дела, как с «Итбараком», особенно. Вот только сперва доделать его надо, бросить на полдороге никак нельзя… – Ламии поскучнел.
– Да уж понимаю. Начиналось как обычная доставка посредника с выкупом, продолжилось как устройство побега, с боем, потерями, риском сверх всяких пределов… Ох, накрутят хвост этому рыцарю послушания, когда он предстанет пред орденским начальством: должен был выкупить дюжину – а вместо этого с оружием в руках отбил шестерых… да еще неизвестно, довезет ли двоих из них живыми…
