Александр Корделл - Поругание прекрасной страны

Из калитки, весело фыркая, выскочила Дай, очень довольная, что идет к жениху, и мы все трое двинулись по Рыночной улице — отец снимает шапку, кланяясь соседкам, а Дай знай себе похрюкивает.

— Ты время не спутал? — спрашивает отец.

— Нет. Ровно в семь, — отвечаю я.

— А хряк ничего, спокойный? А то подсунут нам взбесившегося черта — я ведь Мо Дженкинса знаю как облупленного.

— Все устроил Большой Райс, отец. Херефордский хряк, сказал он, клыки у него подпилены, ярится не очень, да и вообще ласковый, как кошка.

— Ну, пусть они оба поберегутся, если наврали, — говорит отец. — Свинке домашнего воспитания вроде Дай бешеный хряк придется не по нраву, да и вообще первая случка не шутка.

Отец очень полюбил Дай с того дня, как мы спасли ее от ножа Билли Хэнди — как давно это было, хоть с тех пор и года еще не прошло! И все-таки я его убедил. Слишком уж легко жилось теперь Дай: ройся себе на дворе да жирей. Работают ли заводы, стоят ли — Дай и дела нет, а ведь у любой другой свиньи в горах сердце заходилось, едва начиналась стачка. Пора бы и ей пользу приносить, сказала мать, и я подобрал ей в женихи нового херефордского хряка Дженкинсов.

И вот мы втроем шли через гору на ферму Шант-а-Брайна — самое подходящее место для таких дел.

На скотном дворе было тихо и пусто, хотя народ где-то поблизости был — навоз в загоне только-только сгребли в кучу, и он дымился, что твой вулкан.

— Эге-гей! — закричал я. — Есть тут кто живой?

Из дома сразу выскочили Большой Райс и Мо и, увидев нас, принялись орать и размахивать кулаками.

— Ну, как дела? — спрашивает Райс. — Поглядишь на вас троих, так не поверишь, что люди в Нанти голодают. А остальные здоровы?

— Здоровы, — отвечает отец, а сам так их и буравит взглядом, потому что Мо ухмыляется до ушей и оба они ахают, охают и разводят церемонии, чего прежде за ними не замечалось.

— А как ваши соседи? — спрашивает Мо. — Тоже в добром здравии, надеюсь?

— Соседи тут ни при чем, — ворчу я. — Мы сюда пришли на случку.

— И я хочу успеть домой к ужину, — говорит отец. — Где хряк?

— Ох ты Господи, — тянет Мо. — Потерпите немножко. Уж эти мне Мортимеры, не успели привести свинью, так сразу подавай им хряка! Да вы хоть раз случали свиней?

— Нет, — присмирев, ответили мы.

— Ну так не учите тех, кто знает побольше вашего, — заявил Райс. — Вы что же, думали, раз-два — и готово, можно забирать свинью и идти домой ужинать? Нет, голубчики, тут пятью минутами не обойдешься, а, Мо?

— Где уж! — хихикнул Мо.

— Это дело деликатное, и все должно быть в аккурате, а начнете нас торопить, так как бы хряк не обозлился и не покрыл вас всех троих — ведь поглядеть на вас, сразу и не разберешь, которая тут свинья.

— Не в обиду вам будь сказано, — добавил Мо.

Отец потер подбородок и улыбнулся.

— Чует мое сердце, что-то здесь не так! — сказал он. — Позвольте вам напомнить, что мы пришли сюда для случки. И если выйдут неприятности, кому-нибудь придется проваляться недельку-другую в постели. Подавайте вашего хряка, и пора с этим делом кончать.

— Сперва выкладывайте два шиллинга, — говорит Мо, протягивая руку.

— Мы же уговорились за шиллинг шесть пенсов! — разозлился я.

— А теперь стало два шиллинга. Этот хряк чистых херефордских кровей и берет шесть пенсов за прогулку сюда из Гарндируса, — говорит Мо, сплевывая.

— Деньги на бочку, или дело врозь, — добавляет Райс.

— Да это просто грабеж среди бела дня, — говорит отец.

— А вы дороже поросят продавайте, — советует Мо. — Шесть лишних пенсов — это еще маленькая приплата за такого князя, да и свинью вы ему черт-те какую подсовываете — одни уши и кости.

— Простой боров на нее и смотреть не захочет, — разливается Райс. — Надо бы взять с них два шиллинга шесть пенсов, Мо.

— Заплати им поскорее, отец, — говорю я.

— Так-то лучше, — говорит Мо, поплевывая на серебряную монету, и оба они со смехом поворачиваются к дому.

— Не доверяю я им, — говорит отец. — Что-то они затевают, не будь я Хайвел Мортимер.

Мы стояли рядом с Дай и смотрели, как они идут к дому, подталкивая друг друга локтями и хихикая, словно девчонки в воскресной школе, что вовсе не к лицу взрослым боксерам. У дверей хлева Райс повернулся, приставил руки ко рту, и крикнул:

— В контракте насчет зрителей ничего не говорилось. Так вот, Хайвел, твои старые друзья не поленились прийти сюда из Гарндируса поглядеть на случку, и ты встреть их как подобает. — И он стал орать и гикать во всю глотку.

Тут они все высыпали наружу — Оуэн и Грифф Хоуэллсы, Афель Хьюз, Йоло Милк, Тум-а-Беддо, Уилл Бланавон и еще с полдюжины других, — да как примутся трубить в охотничьи рога и трубы и бить в барабаны: любой хряк взбесится. Дай насторожила ухо, поглядела на них и пустилась бежать, волоча за собой веревку. Она мчалась вокруг навозной кучи, как борзая, а я проклинал всех ее предков и швырял в нее навозом, стараясь отогнать к изгороди.

— Берегись! — завопил отец, но я и без его предупреждения уже перемахнул через забор. Это из хлева, храпя от ярости, вырвался хряк Дженкинсов: восемь пудов, не меньше, седая щетина вздыбилась, клыки торчат — ну прямо что твой носорог. Крошка Дай встала как вкопанная, поглядела, взвизгнула и подскочила на целый фут.

— Господи! — сказал отец.

Дай бегала вокруг кучи как сумасшедшая, хряк мчался за ней по пятам, а подлецы из Гарндируса просто выли от восторга. Потом она нырнула прямо в навоз, выскочила вся черная и рванулась дальше, а хряк кинулся ей наперерез, и визг стоял такой, что, наверное, в Нанти слышно было. Уилл Бланавон, держась за живот, катался по земле от хохота, Большой Райс повис на изгороди и грохотал, размахивая ручищами, а остальные верещали, как женщины. Мо, привалившись спиной к воротам — у него даже колени подгибались от смеха, — сквозь слезы подбадривал своего хряка, когда хватало дыхания. Бедняжка Дай начинала уставать, но я не осмеливался прийти ей на помощь. Хряк совсем взбесился, глазки на щетинистом рыле горели красным огнем, и он уже почти настиг Дай, когда она, взвизгнув в последний раз, взлетела на кучу и замерла там, дрожа всем телом. Тут, на куче, он ее и покрыл. Я не мог больше выдержать и заслонил глаза рукой. А когда посмотрел снова, то уже не увидел Дай, только спина хряка показывала, куда она делась. Но Мо и этого было мало: он выстроил своих трубачей, и чуть хвост хряка поднимался, они начинали трубить все вместе, а когда он опускался, раздавалась барабанная дробь.

— Кто-то заплатит за это, — сказал отец.

— А как же, — всхлипнул Мо, которого всего корчило. — Два шиллинга, по-моему. — И он стал кататься по земле.