Бренда Джойс - Скандальный брак
— Филип уверял, что ты ничего не подозреваешь.
Дом заставил себя выглядеть спокойным, опасаясь, тем не менее, что глаза выдадут бурлящий внутри гнев — и страх.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Но ты, разумеется, знаешь, что Филип ненавидел тебя и Клариссу?
— Разве?
Мэтью облизал губы.
— Где дневник?
— Его нет.
— Нет?
— Сожжен, — сказал Дом.
В больших глазах Файрхавена появилось странное выражение.
— Так что ты собирался сказать мне? — холодно спросил Дом.
— Я… ты знаешь, почему Филип ненавидел ее и тебя?
— Нет, — солгал Дом, чувствуя, как по щеке стекает капелька пота.
— Она… она предала его. С другим мужчиной, — выговорил Файрхавен. — Филип не смог простить ее.
— Моя мать отнюдь не первая женщина, которая завела любовника. Ты что, действительно думаешь, что я поддамся на шантаж? — резко спросил Дом. — Думаешь, высший свет обратит внимание на еще один адюльтер?
— Обратит. Если речь идет о далеко идущих последствиях, — хрипло произнес Файрхавен. Дом замер. — Я имею в виду право наследования титула.
На одно мгновение Дому показалось, что он теряет сознание, у него потемнело в глазах. Но когда он пришел в себя, то увидел, что стоит на том же самом месте, а Файрхавен в испуге пятится от него.
— Не бей меня, — прорыдал Мэтью Файрхавен.
— Я не заплачу тебе ни единого пенса! Понятно?
— Ты сошел с ума! — Глаза Мэтью расширились.
— Это будет твое слово — против моего. Против слов моей матери. Моего деда.
— Но у меня есть доказательства, — просипел Мэтью Файрхавен. — У меня есть письмо, которое Филип написал жене сразу после того, как узнал правду. Он никогда не отсылал его ей, но описывает там все подробности, за исключением того, кто твой настоящий отец.
Дом чувствовал, как земля уходит из-под ног, как рушатся его мечты и надежды. Прошлое исчезает, теряя смысл, а ему на смену приходит ужасающе пустое будущее.
— Убирайся! — коротко приказал он.
Весь день у него болело сердце. Врачи неоднократно предупреждали, что надо побольше отдыхать и отказаться от сигар и виски, которые он так любил. Ему исполнилось семьдесят четыре, и он понимал, что пора менять образ жизни. Рутерфорд даже подумывал передать титул герцога Доминику еще до своей смерти. Подобное случалось крайне редко, но было вполне возможно, если он действительно решит отойти от дел.
Он страшно устал. Ему было тяжело ходить, ездить на лошади, просто делать что-либо. Ему наскучили многочисленные приемы — теперь он всегда уходил с них одним из первых.
Но ведь он еще не умер, и его ум остался по-прежнему острым и цепким; он получал удовольствие от управления всем своим маленьким «королевством». Нет, пока жив он, пожалуй, не уступит свое место Доминику, несмотря на всю соблазнительность этой идеи. Глупо думать о смерти, но сегодня ему почему-то было особенно тяжело дышать. Он чувствовал такую усталость, что отказался от своих планов на день и отправился домой.
Войдя в особняк, он вдруг заметил, каким бледным и расстроенным выглядит дворецкий. Калдвел служил у него уже тридцать один год, с тех самых пор, как умер его предшественник, и герцог знал, что может во всем доверять старому слуге.
— Калдвел, что-то случилось?
— Боюсь, что да, ваша светлость.
Рутерфорд остановился, ощущая, как на виске забилась жилка. И воздух стал слишком тягучим.
— Что случилось?
— Здесь только что был Мэтью Файрхавен, сэр, и после этого маркиз ушел в библиотеку. Он был в таком состоянии… Таким я его никогда не видел. Думаю, он в шоке, сэр.
Глаза слуги и хозяина встретились, словно между ними происходил безмолвный разговор. Калдвел поступил на службу к герцогу как раз во время женитьбы Филипа на Клариссе.
Рутерфорд потер занывшую грудь.
— А где леди Анна?
— Она уехала несколько часов назад, и должен сказать, выглядела очень плохо. Прошлой ночью ее служанка спала вместе с ней.
Господи, а это еще почему, подумал он, внутренне простонав. Некоторые его друзья уже намекнули на странное отсутствие маркизы Уэверли на приеме у лорда Хита.
— Мне стоит поговорить с Домом.
— Да, ваша светлость. Прекрасная мысль.
Рутерфорд поспешил по коридору, но задохнулся от быстрого шага; ему пришлось остановиться, чтобы немного прийти в себя.
«Что сказал Файрхавен? Что он хочет? Что он знает?»
Когда-то Рутерфорд приложил все силы, чтобы навсегда похоронить правду. Тогда он считал, что защитил свою семью. Но сейчас он слишком стар, жизнь идет к концу, и для него предпочтительнее, чтобы Доминик знал истинное положение дел. И лучше, если герцог сам все ему расскажет.
Когда Рутерфорд открыл дверь в библиотеку, Дом встал. Он явно ждал появления деда, однако не произнес ни слова.
— Дом, Калдвел передал мне, что здесь был посетитель — Файрхавен. Что он хотел?
— Деньги. — В улыбке Дома сквозила горечь. — Я отказал.
— Понимаю. — Рутерфорд не шелохнулся.
— Неужели? Файрхавен мне все рассказал.
— Что именно?
— Что Филип не мой отец, черт побери! — Одним прыжком Дом оказался перед Рутерфордом. — А теперь ты скажи мне правду! Ты-то, разумеется, знаешь ее.
Их взгляды встретились, тая в себе что-то очень глубокое и сильное. Неожиданно Рутерфорд почувствовал, словно у него тяжесть сняли с плеч. Путь назад отрезан, и у него нет иного выбора, кроме как рассказать Доминику правду. Вместе они смогут сохранить этот секрет и защитить семью от скандала.
Герцог открыл рот, но не смог произнести ни слова. Он покачнулся, хватая ртом воздух. Голову словно сжало тисками. Рутерфорд с трудом держался на ногах.
— Дом, Боже… — еле выговорил он.
Доминик испытующе посмотрел на деда и, когда тот замолчал, резко повернулся и выбежал из комнаты.
— Подожди, — выдохнул Рутерфорд, но Дома уже не было.
И тогда старик закричал от боли. Падая вперед, цепляясь за дверь, он подумал, что настал его конец — над ним склонилась смерть. Его окутала темнота. Но в этой кромешной темноте крохотным огоньком теплилась одна-единственная мысль: он не может умереть, пока не скажет Доминику всю правду; впереди его ждет последняя битва — битва за спасение своей семьи.
Глава 24
Когда Анна вернулась в Рутерфорд Хауз, он показался ей странно тихим.
Она провела утро в Гайд-парке, стараясь не обращать внимания на любопытные взгляды окружающих. Ей с трудом удалось сдержаться и не нагрубить тем нескольким дамам, что решили по-дружески поговорить с маркизой Уэверли. Анна была в таком замешательстве, что даже забыла имена собеседниц. Все, что осталось в памяти, — это приглашения на несколько вечеров, точные даты которых уже выветрились из головы. Сейчас она не в состоянии вести светскую жизнь.
