Алисса Джонсон - Леди-наследница
— Разумеется.
— Это будет лишь временная мера, — заторопилась она. — Только до тех пор, пока земля… — Наконец до нее дошел ответ. — Что, простите?
— Я сказал — разумеется. У вас будет все, что нужно.
— Но… — Не может быть, чтобы это оказалось так легко. Ничего никогда не бывает легко. — Но соглашение было на задолженность по содержанию…
— Соглашение изменилось, — вставил он. — Хотите с этим поспорить?
Она захлопнула рот и покачала головой.
— Стало быть, решено, — заявил Гидеон.
— Ну… — По-видимому, это все же вот так легко. — Полагаю, да. Спасибо.
— Не за что. — Он поднял палец, когда она собралась встать. — Еще минутку вашего времени, пожалуйста.
Она снова опустилась на стул, а потом пожалела, что сделала это, потому что он ничего не говорил, просто сидел, молча глядя на нее пытливым взором. И если б она стояла, то могла бы пройти к камину, чтобы посмотреть на часы или поразглядывать книжки на книжной полке — что угодно, лишь бы не видеть, как он глазеет на нее.
— Что? — наконец не выдержала она. — Что вы так смотрите?
— Я не могу вас разгадать.
Разгадать ее? Разве он сам не говорил, что она простая?
— Что же тут разгадывать?
— Чего вы хотите, — ответил он.
— Я же только что сказала, чего хочу.
— Нет, вы только что сказали мне, чего хотите для других. Если б не работники, вы бы не попросили денег. Вы так мало просите для себя, — мягко добавил он.
Она не знала, почему ей это показалось так похоже на обвинение.
— Это неправда. Я приняла пищу, кров, гардероб, гору украшений, поездку в Лондон…
— Потому что принять это означало все привилегии и для Лилли.
— Я просила вас привезти мне пирожные и шоколад, напомнила она.
— Вы предложили заплатить мне за два пирожных, одно для Лилли, одно для вас, и отдали мне последнюю чашку шоколада. — Он постучал пальцем по ручке кресла. — Два поручения, вот и все, что вы потребовали от меня, богатого сына и брата маркиза.
— Я требовала, чтобы вы ели с нами.
— И опять потому что считали, что это пойдет на пользу Лилли.
— Мердок-Хаус…
— Я отдал вам Мердок-Хаус. Почему вы опять спорите?
— Потому что… — Она подыскивала способ объяснить свою неловкость. — Потому что вы изображаете меня святой, а я не думаю, что это уместно. — Не более уместно, чем представлять ее истинной леди. — Я не… и не вижу тут ничего смешного.
— Святой? — переспросил он, отсмеявшись. — Заверяю вас, такая мысль не приходила мне в голову. Ни разу.
Несколько раздраженная, что он с такой готовностью с ней согласился, Уиннифред направила разговор подальше от своей маловероятной канонизации.
— Тогда почему вас волнует, о чем я попросила или не попросила?
Он снова начал постукивать пальцем и смотрел на нее так, словно она какой-нибудь особенно увлекательный ребус. Это, решила она, несколько предпочтительнее, чем смех.
— Я нахожу это интригующим, — наконец отозвался он. — И расстраивающим.
Она почувствовала, что покраснела из-за первого и слегка нахмурилась из-за второго.
— Не понимаю, с чего бы вам расстраиваться. Если я чего-то захочу/ я об этом попрошу.
— В самом деле?
Голос его был несообразной смесью надежды и скептицизма. Внезапно Гидеон поднялся и обошел стол. Не успела Уиннифред спросить, что он задумал, как он сел с ней рядом и придвинулся так, что они оказались лицом друг к другу, а колени их соприкасались.
Потом, тепло улыбнувшись ей, наклонился вперед и взял ее руку в свою.
— Попросите меня о чем-нибудь сейчас.
Озадаченная Уиннифред взглянула на их соединенные руки, потом снова на него.
— О чем?
— О чем угодно, — отозвался он. — О чем-нибудь только для вас.
Он так явно радовался, был таким очаровательно взволнованным со своим помятым галстуком и растрепанными волосами, что она просто не могла отказать ему.
Тысячи просьб проносились у нее в голове, больших, маленьких и нелепых. Новая конюшня. Пара тягловых лошадей. Тысяча фунтов на пирожные с кремом.
Но потом солнце вышло из-за тучи и залило комнату своим светом, и она увидела, как изменились при этом глаза Гидеона.
Утром светлее, подумала она и не задумываясь выпалила:
— Вы!..
Гидеон уронил ее руку и покачнулся назад.
— Прошу прощения?
О, дьявольщина, она не собиралась говорить это вслух. Она даже не успела сообразить, что подумала об этом.
Теперь она лихорадочно искала способ прикрыть свою грубую ошибку.
— Вы… — начала она, растягивая слово, — можете купить мне тягловую лошадь.
Это прозвучало неубедительно даже для нее самой. И для Гидеона тоже. Он все еще смотрел на нее так, словно она ни с того ни с сего влепила ему пощечину.
Схватив трость, он поднялся и встал за спинку своего стула как человек, нуждающийся в щите.
— Вы не это имели в виду.
Разумеется, не это. И теперь уже ей никак не отвертеться.
Ну что ж, была не была. Когда-нибудь это должно было случиться. Не может же она до бесконечности гадать о его чувствах.
— Нет, — призналась она, — не это.
Гидеон тихо чертыхнулся.
— Мне кажется, Лилли учила вас, что леди должна и чего не должна говорить джентльмену.
— Конечно, учила, но… — Взявшись за гуж, не говори, что не дюж, сказала она себе. — Но вы ведь не просто какой-то джентльмен. Вы — мой друг. Друг, который поцеловал меня и которого мне очень понравилось целовать…
— Я извинился за это, — прервал он ее, — и сделаю это еще раз… Мне очень жаль.
— Почему?
Он заметно вздрогнул.
— Что значит — почему?
— Почему вам жаль?
Он заколебался.
— Потому что это был риск для вашей репутации.
Что-что, а уж плохо состряпанную ложь от правды она могла отличить.
— Какая чепуха. В первый раз мы были на темной, редко используемой дороге посреди Шотландии. Кто мог нас там увидеть? А…
— Другие люди тоже ездят по дорогам, — изрек он.
— И производят при этом много шума, — парировала она, уже начав раздражаться его отговорками. — Вы ожидали, что запряженная четверкой карета подкрадется к нам незаметно?
— Дело не в этом.
— Тогда я просто не понимаю в чем. Почему вы жалеете, что поцеловали меня?
— Потому что… — Он смолк и тяжело оперся о спинку стула. Уиннифред ждала, что он соберется с мыслями, но когда вновь подняла к нему лицо, то увидела, что он собирается не с мыслями, а с холодной, твердой решимостью. — Потому что я не могу жениться на вас.
Он брат маркиза.
Уиннифред могла бы поклясться, что почувствовала, как что-то внутри ее сломалось.
