Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 2
Но первым прозвучал голос Гейзара. Прошло несколько мгновений, прежде чем народ понял, что старый жрец смеется, это был приглушенный сиплый смех, похожий на урчание собаки, предвкушающей лакомый кусок. Ауриана стояла совершенно неподвижно, ничего не ощущая в этот момент, сжавшись в комок в своей готовности бороться до конца. Деций был опытным человеком, закаленным в передрягах, грозивших ему смертью, поэтому его лицо было совершенно бесстрастным, на нем не отразилось ни тени страха, хотя каждый мускул его тела напрягся и изготовился к схватке, а правая рука незаметно потянулась к кинжалу.
Наконец, толпа пришла в движение, раздались возгласы, полные сомнения и недоверия к словам Вульфстана. То, в чем Вульфстан обвинил Ауриану, многим приходило в голову, но они гнали от себя эти мысли, не желая верить своим подозрениям. Он произнес вслух то, о чем все предпочитали молчать. Гейзар протянул свой жезл в сторону Витгерна и дружинников, направивших копья на Вульфстана.
— Всем сесть на свои места! — повелительно воскликнул он. — Если Вульфстан лжет, он будет наказан, причем самым суровым образом. На место, или я прокляну вас!
Витгерн и дружинники Аурианы даже не пошевелились. Гейзар хмуро поглядел на Ауриану.
— Приведи доводы в свое оправдание, Ауриана, — произнес он. — И люди поверят тебе.
Гейзар прекрасно знал, что Ауриана, будучи потомком благородных предков, линия которых восходила от самой праматери Эмблы, была просто неспособна сказать неправду. Ложью она могла отравить источник, из которого черпали души всех ее родственников свои силы, а она не могла нанести вред своему роду только для того, чтобы спастись самой.
Ауриане так хотелось, сказав неправду, сохранить свою жизнь и свободу, чтобы защитить еще нерожденного ребенка. Но ее язык вдруг окаменел, он не слушался предательского разума, действуя по древним законам, запрещавшим ему лгать.
«Я совершила зло! Потому понесу заслуженное наказание».
Мгновение медленно сменяло мгновение, время шло, а Ауриана все еще не могла произнести ни слова. Она ощущала, как будто все ее тело было пронизано призрачным светом, в висках гулко стучала кровь.
— Обвинение справедливо, — ответила она наконец чистым звонким голосом, в котором не было ни тени стыда.
Эти слова в ее устах показались соплеменникам дикими и кощунственными, потому что они привыкли доверять ее боговдохновенному голосу, вещавшему всегда спасительную правду. Гейзар с раздражением заметил, что многие до сих пор не верят обвинению — так горяча была их привязанность к Ауриане, так настоятельна потребность в ней. Многие с отчаяньем и смущением оглядывались по сторонам с таким недоуменным видом, как будто любящая преданная мать вдруг изменила им, своим детям. Но Гейзар был готов и к этому. Легким кивком головы, не заметным никому в толпе, он подал сигнал. И все тут же услышали надтреснутый старушечий голос Ульфины, родственницы Гундобада:
— Она ждет ребенка!
Ауриана молчала, бодро и спокойно глядя поверх голов, хотя внутри у нее все дрожало, и ей приходилось тратить немало сил для того, чтобы удержать себя в узде.
Ульфина за свое предательство получила от Гейзара стадо коров в пятьдесят голов. Многие были ошарашены ее словами, что полезли к старухе драться и осыпали ее, самыми страшными проклятиями, отчего она вынуждена была убраться подальше и скрыться в толпе своих родственников. Только тут старуха поняла, что Гейзар обманул ее, заплатив слишком мало за такое оскорбление и поругание ее седин: с тех пор она лютой ненавистью возненавидела те пятьдесят коров, которые получила от Гейзара.
Ауриана заметила, как быстро гаснет выражение сочувствия в глазах даже ближайших ее соратников. Многие их них упорно отводили от нее взгляды. Особенно болезненно Ауриана восприняла реакцию Витгерна, ее словно обожгло огнем, когда он внезапно нахмурился и, опустив копье, медленно пошел прочь от нее. Она восприняла это как выражение полного отвращения к себе.
— Суди ее! — раздались крики из толпы многочисленных врагов Аурианы. — Она отравила души многих из нас!
— Гейзар! Дай нам увидеть свершившееся правосудие! — кричал Вульфстан.
Но даже и теперь большинство соплеменников — хотя их и ужасало обвинение в столь чудовищном преступлении, в совершении которого Ауриана призналась с полной очевидностью — горячо желало найти какой-нибудь способ для того, чтобы Ауриане спастись. Но люди, оставшиеся до сих пор преданными ей, были полностью обескуражены таким неожиданным поворотом событий и никак не могли прийти в себя, в то время как враги Аурианы подготовились и — в соответствии с планом Гейзара — начали громко, настойчиво, в один голос требовать сурового наказания для нее.
Ауриана чувствовала, как закипает в ней гнев и негодование на Гейзара: «Гейзар недостоин судить меня. Я признаю суд древних богинь Судьбы, а они до сих пор не произнесли своего слова».
— Она будет подвергнута суду! — прокричал Гейзар, посверкивая своими злыми, как у хищной лисы, глазами. И он тут же сломал пополам свой сучковатый жезл, что было равносильно вынесению смертного приговора. Держа оба конца высоко над головой, жрец приказал. — Вульфстан! Унфрит! Схватите ее и отведите в дом жрецов!
Враги Аурианы тут же поднялись со своих мест, намереваясь окружить ее — этот маневр был заранее спланирован. Но дружинники Аурианы быстро бросились им наперерез, чтобы остановить их.
Ауриана и Деций в один и тот же момент кинулись вперед, как будто заранее договорились об этом или прочитали мысли друг друга. Деций сильно толкнул Гейзара и выхватил из его рук один конец дубового жезла — к полному ужасу всех стоявших рядом жрецов. Только безумец, по их мнению, мог осмелиться прикоснуться к столь священному предмету. Гейзар тоже был слишком ошеломлен для того, чтобы оказать сопротивление или возражать.
Несколько десятков дружинников Гундобада бросились на выручку своим сторонникам, пытаясь пробраться к Ауриане. Деций ударил одного из них прямо в лицо неровным острым краем сломанного жезла, выбив ему глаз и залив все лицо кровью. Ауриана резко повернулась и оказалась лицом к лицу с Гундобадом, который бежал к ней, потрясая над головой боевым топором. Ауриана отразила его удар своим копьем, а затем, используя его как пику, вонзила острие в грудь Гундобада.
Посреди всей этой суматохи, в том полубезумном состоянии, в котором она находилась, Ауриану охватила слабость, ноги ее чуть не подкосились: ей показалось, что она пронзила само сердце Гундобада, и оно трепещет на острие копья, словно загарпуненная рыба. Гундобад медленно опустился на землю. Ауриана оставила свое копье — у нее не было времени вынимать его из тела Гундобада — и выхватила из ножен меч Бальдемара.
