Ханна Хауэлл - Зеленоглазый горец
– Я поправляюсь, – ответил он. – Рана уже затянулась, и сейчас мне нужно набраться сил, которые я потерял, пока валялся в постели.
– Чтобы догнать Аннору, если она попытается сбежать?
Он рассмеялся:
– Верно. Мы же не можем допустить, чтобы она уехала из Данкрейга, согласна?
– Согласна, а она все время об этом думает. И смотрит на меня так печально, словно прощается.
– Что же это за взгляд такой?
– Она смотрит на меня и улыбается, а глаза грустные. Она смотрит так, словно хочет меня запомнить.
Этот взгляд был хорошо знаком Джеймсу, и оттого сердце у него больно сжалось. Поначалу он не мог говорить с Аннорой о будущем, потому что никакого будущего у него тогда не было. Затем Джеймс молчал, потому что у них все никак не получалось оставаться наедине, и он подозревал, что это вина Анноры. А теперь у него не было возможности поговорить с Аннорой, потому что она избегала его.
– Я видел у нее этот взгляд, – спокойно сказал Джеймс.
Мегги кивнула:
– Значит, поправляйся поскорее и набирайся сил. Тогда ты сможешь догнать ее и сказать, чтобы она никуда не уезжала, потому что мы любим ее.
– Я как раз и собирался это сделать, детка.
– А я могу тебе помочь. Я умею завязывать узлы – очень крепкие.
Джеймс с трудом сдержал смех.
– Хорошо, детка, буду иметь это в виду. Но я надеюсь, что смогу убедить Аннору остаться с нами, не прибегая к крайним мерам. Мне не придется ее привязывать, чтобы она осталась в Данкрейге. Аннора Маккей будет нашей, Мегги, милая. И я сделаю все, чтобы она это поняла. Здесь – ее дом, а мы – ее родные, ее семья.
* * *– Ты готов сражаться за свою любимую женщину? – спросил Торманд, входя в спальню Джеймса через три дня после того, как Джеймс пообещал Мегги уговорить Аннору остаться с ними.
– Готов, как никогда в жизни, – ответил Джеймс. – Как только рана затянулась, я на удивление быстро пошел на поправку. К счастью для меня. А что, Аннора дала тебе повод для беспокойства?
– Порой мне кажется, что она догадывается, что я слежу за ней. И не исключено, что она также подозревает, почему я это делаю. Едва меня завидит, как сразу же принимается за скучную и монотонную работу, будто испытывает мое терпение.
– Полагаю, все это время, пока от нее ни на шаг не отходили телохранители, приставленные Маккеем, Аннора делала то же самое. Так что по части маскировки ей нет равных.
– А сегодня к тому же на меня набросилась Большая Марта. Схватила меня за ухо и строго-настрого запретила мне и близко подходить к Анноре. Знал бы ты, чего мне стоило убедить ее в том, что я не держу в голове ничего дурного, а только слежу, чтобы Аннора не убежала. И буду делать это до тех пор, пока ты не встанешь на ноги и не сможешь сам втолковать ей, что ее место – рядом с тобой, в Данкрейге.
Джеймс рассмеялся и покачал головой:
– Чует мое сердце, Большая Марта давно сама все поняла. Единственное, чего она добивалась, – поставить тебя на место.
– В таком случае сегодня эта женщина получила истинное удовольствие, – недовольно пробурчал Торманд, потирая покрасневшее ухо. – Я пришел, чтобы сообщить тебе, что твоя малышка Аннора только что прошла в свою спальню, чтобы переодеться перед ужином.
– Спасибо, братишка. Вот удобный момент припереть ее к стенке.
– И я о том же подумал. Поставь вопрос ребром, а я тем временем позабочусь, чтобы Мегги случайно не оказалась неподалеку и не помешала вам. Она тоже не отходит ни на шаг от Анноры. Девочка шпионит за ней, потому что тоже боится, что ее любимая няня убежит из Данкрейга. Так что имей это в виду, брат.
Джеймс поморщился и кивнул:
– Да, лучше сейчас не спускать с Мегги глаз. Ей не стоит знать о том, какие методы убеждения я собираюсь применить к Анноре. Мегги еще слишком мала для этого.
Торманд рассмеялся и направился прочь, но, дойдя до двери, оглянулся. Его лицо вдруг стало серьезным.
– Знаю, что тебя гложет сомнение, действительно ли Мегги – твоя дочь… – начал Торманд, – после того, как ты узнал, что Мэри на протяжении многих лет была любовницей Маккея… Даже после того, как ты на ней женился…
– Мегги – моя дочь по закону. Она носит мое имя. И это я, а не кто-нибудь держал ее на руках в первые минуты ее жизни. И мне все равно, чье семя дало ей жизнь.
– Хорошо. Нет никаких сомнений в том, что Мегги в самом деле твоя родная дочь.
Вопреки всему, о чем Джеймс только что говорил, последние слова Торманда заставили его сердце радостно забиться.
– Ты говоришь об этом так, словно точно знаешь.
– Ну, я и раньше был в этом уверен – стоит посмотреть на ее рыжеватые волосы, глаза и форму подбородка. То, как она улыбается, и то, какой у нее взгляд. Но главное доказательство заключается в том, что, похоже, Маккей не был способен зачать ребенка.
– С чего ты взял?
– Маккей спал с женщинами с двенадцатилетнего возраста, но ни одна из них никогда не беременела от него. Похоже, что в тот период, когда из мальчика он превращался в мужчину, какая-то заразная болезнь убила его семя, поэтому он не может иметь детей.
– Теперь понятно, почему он так настойчиво пытался объявить Мегги своей дочерью. И почему хотел заставить Аннору выйти замуж за Эгана.
Торманд кивнул:
– Потому что ему нужен был наследник поместья, которым он завладел обманом.
– Наверняка такому человеку, как Маккей, было унизительно сознавать, что он не может стать отцом. Как тебе удалось об этом узнать?
– Мне рассказала одна любовница Маккея. Как-то Маккей неожиданно поделился с ней, что они так давно вместе, что люди уже начали судачить о том, почему у них нет детей. И он не может больше молча сносить такие разговоры. И Доннел заставил эту женщину целый месяц тайком встречаться с Эганом, пока она не забеременела от него, и все решили, что это ребенок Маккея. Он под страхом смерти запретил ей когда-либо упоминать имя Эгана и велел объявить всем, что станет отцом.
– Что же стало с этим ребенком?
– Эта девочка живет в деревне, в одной бездетной семье, и новые родители любят ее, как родную.
Джеймс покачал головой:
– Да, похоже, у Маккея много секретов.
– Это верно. И он имел обыкновение заботиться о том, чтобы те люди, которым были известны его секреты, унесли их с собой в могилу.
– Ну ладно! А теперь мне пора переговорить с дамой моего сердца, – сказал Джеймс, поворачивая в сторону спальни Анноры.
– Надеюсь, что сегодня за ужином мы поднимем тост за твою предстоящую свадьбу.
Джеймсу и самому этого хотелось, но он нервничал, потому что не был уверен в том, что у него все получится, как надо. Джеймс не сомневался, что Аннора хотела его с такой же страстью, с какой он сам хотел ее. Однако он не был до конца уверен в том, что ее чувства к нему глубоки настолько, чтобы стать прочным фундаментом брака. Джеймсу хотелось, чтобы Аннора его любила по-настоящему. Ведь у него за плечами уже был опыт неудачной женитьбы, поэтому если Джеймс когда-нибудь женится во второй раз, он должен знать точно, что с женщиной, с которой он собирается делить постель, он близок не только физически, но и сердцем, и душой.
