Ханна Хауэлл - Горец-любовник
– Алана, я догадываюсь, что ты считаешь, будто я вел с тобой нечестную игру, использовал тебя, не имея на это права, – сказал Грегор, взяв ее за руки и не обращая внимания на ее попытку высвободиться.
– Ты должен был рассказать мне о Мейвис, поставить в известность, что ты помолвлен.
– Но я не был помолвлен. Да, я ухаживал за ней. Я решил, что пора прекратить забавляться с женщинами, о которых я забывал на следующий же день, надо уже остепениться, найти наконец жену. Большинство мужчин рано или поздно взрослеют и начинают об этом думать. Я слышал о Мейвис Керр и отправился на нее посмотреть, чтобы решить, подходит ли она мне. За ней давали землю и тугой кошелек, и, прости, если эти слова оскорбляют твой слух, именно этого в основном и ищут мужчины, думающие о браке. Я действительно ухаживал за ней, но я с ней не обручался. Да, все эти ухаживания подразумевали, что я думаю о браке, но я ничего не обещал и ничего не подписывал.
– Тогда почему ты ничего о ней не рассказал, если все обстояло именно так? Зачем было делать из своих отношений с ней страшную тайну?
– Вначале я подумал, что факт ухаживания за Мейвис не настолько важен, чтобы об этом говорить Я ведь уже решил, что не женюсь на ней, несмотря на соблазнительное приданое. Пока я сидел в одиночестве в темной яме, куда меня посадили Гоуэны, я понял, что не могу связать себя до конца дней с женщиной, к которой испытываю только приязнь, и не более того.
– Все это вполне понятно, поэтому я снова тебя спрашиваю: почему ты не посмел мне о ней рассказать? Почему не сказал о Мейвис после того, как мы стали любовниками? Ведь тогда это уже и меня касалось, верно?
Грегор провел рукой по волосам. Все оказалось труднее, чем он думал. Он не хотел рассказывать Алане, как прикидывал, насколько она подходит ему в жены, как проверял свои чувства, дабы убедиться, что они достаточно сильны, чтобы жениться на Алане. Если ему самому такие прикидки казались кощунственными, то она точно будет не в восторге от его признания.
– Да, касалось, – сказал он. – К тому времени как мы стали любовниками, я уже достаточно хорошо тебя узнал, чтобы понять: ты не станешь спать со мной, пока я не разберусь с Керрами. Да, я самодовольный ублюдок, и я не хотел, чтобы ты меня бросила. Я думал, что приеду сюда, а потом разберусь с Керрами по-тихому, так что ты ни о чем не узнаешь. Когда ты мне рассказала о планах отца, я подумал вот сейчас в самый раз рассказать тебе о Мейвис, но я побоялся, что ты оттолкнешь меня, трусливо промолчат.
В какой-то степени его признание ей польстило, но Алана решила так быстро не сдаваться. Причины его молчания стали ей понятны и даже лестны, но это не снимало с него вины. К тому же она чувствовала, что у него были и иные, не столь благородные причины молчать. И Алана решила не давить на него, добиваясь полной откровенности. Это только может окончательно развести их.
– Любовь моя, разве ты не понимаешь? Я не хотел терять твоего тепла. – Грегор сокрушенно вздохнул. Алана лишь суровее сдвинула брови. – И когда мы приехали сюда и столкнулись с Мейвис, и ее отец громко объявил, что мы помолвлены, меня словно оглушили ударом по голове. Я не мог придумать достойного выхода из положения – и Мейвис не мог унизить перед всеми членами моей семьи. Она-то не виновата в том, что я раздумал на ней жениться. Согласись, Алана, я дал ей надежду, и, как честный человек, обязан был смягчить удар. Необходимость срочно объясниться с Мейвис, страх потерять тебя – все это разом свалилось на меня, и я потерял почву под ногами. Я только и думал, как поделикатнее дать отставку Мейвис, а в результате заставил тебя страдать. Ты стала считать меня ублюдком, который тебя использовал и бросил.
– Я действительно так подумала, – пробормотала Алана.
– Мне очень жаль. Но я считал, что вначале должен уладить дела с Керрами, объяснить Мейвис, что не женюсь на ней. Меня словно кувалдой ударили по голове, и я ослеп и оглох ко всему, что не имело отношения к этой дурацкой ситуации. Если бы ты дала мне возможность объяснить…
– Может, я и дала бы тебе такую возможность, но только Мейвис вмешалась очень вовремя, и ты предпочел остаться с ней, а не объясняться со мной. Ты сам пренебрег такой возможностью. Не захотел сделать так, чтобы я поняла: ты мужчина, а не похотливый самец. – Алана сделала вид, что не замечает, как у него вытянулась физиономия, и встала. – Ну что ж, ты объяснился, а я тебя выслушала. Теперь мне надо подумать. Подумать и решить, могу ли я доверять человеку, который забыл упомянуть о своих незаконнорожденных детях, кстати, таких славных и красивых. Который почему-то решил, что его любовнице не обязательно знать о том, что на него претендует другая женщина. Доверять мужчине, который ни разу даже намеком не дал мне понять, чего он по большому счету от меня хочет.
Грегор встал и заключил Алану в объятия, не обращая внимания на ее сопротивление. Он поцеловал ее со всей страстью, что не знала утоления почти неделю, со всем отчаянием последней надежды. Зная, что еще немного – и он потеряет над собой контроль и попытается получить от нее все и сразу, Грегор отпустил Алану и пошел к двери. Уже шагнув за порог, он оглянулся и спросил:
– Чего я от тебя хочу? Это очень просто, девочка. Всего. Я хочу всего, что ты можешь мне дать. – Тихо прикрыл за собой дверь и ушел.
Глава 19
– Что с ним случилось? – спросила у Фионы Алана. В южном зале Фиона накладывала мазь на кровоподтек под глазом Джеймса, сводного брата Грегора.
– Грегору не нравится, когда его дразнят из-за женщин, – протянула Фиона, вытирая руки. – Оставь беднягу в покое, Джейми.
Джеймс усмехнулся и встал, чтобы уйти, но задержался возле Аланы и шепнул ей на ухо:
– Пожалейте беднягу, госпожа.
Алана вздохнула, провожая парня взглядом, и посмотрела на Фиону. Судя по выражению ее лица, Алану ждала нотация. Прошло уже две недели с тех пор, как Грегор объяснился и сказал ей все, что хотел. Не больше двух дней понадобилось Алане, чтобы понять: Грегор говорил вполне искренне. Она и сама не понимала, почему не торопится принять его в свои объятия. Алана начала было думать, что просто боится сказать ему «да», боится, потому что сильна память о недавно испытанной боли, когда она думала, что он действительно обручен с другой. И еще она не могла простить его до конца – настолько, чтобы вновь ему доверять.
– Как ты себя чувствуешь сегодня? – спросила Фиона.
– Спасибо, хорошо, – ответила Алана и села в кресло у камина. – Сегодня, встав с постели, я совсем не ощутила боли.
И это было правдой, но не всей, подумала Алана. Она не умела лгать, и необходимость недоговаривать действовала на нее угнетающе. Все ее синяки, ссадины и ушибы зажили, однако голова еще кружилась, и сегодня она едва успела добраться до ночного горшка, как ее вывернуло наизнанку. Под пристальным взглядом Фионы Алане было не по себе. Умом она понимала, что Фиона не может догадаться о том, что с ней сейчас творится, и все же ей почему-то казалось, что правда написана у нее на лбу.
