Ханна Хауэлл - Горец-любовник
– Это неправда, – не слишком уверенно возразил Грегор – до него вдруг дошло, что именно могла думать и чувствовать Алана все эти дни.
Вспоминая свое поведение в первые часы по приезде в Скарглас, Грегор решил, что слово «могла» в его предположении лишнее. Именно самое худшее и видела Алана в его поведении. Но в тот момент он был настолько потрясен заявлением Йена Керра об их с Мейвис помолвке, что потерял способность ясно соображать. В тот момент он мог думать лишь о том, что должен избежать скандала с Мейвис и ее отцом и с миром проводить их из Скаргласа. Его тяготило чувство вины – он понимал, что добиваться женщины только ради приданого – дело не слишком достойное. И, чувствуя, что виноват перед ней, Грегор пытался не усугубить своей вины еще и тем, что он унизит ее, во всеуслышание объявив, что помолвки не будет. Мейвис он пощадил, зато Алана получила сполна.
Грегор пришел в ужас. Число неверных ходов и грубых ошибок в отношении Аланы в его собственных глазах все росло и росло. Он должен что-то сделать, должен заставить ее себя выслушать. Зачем он разыгрывал эту дурацкую роль, любезничая с Мейвис? Кого обманывал?! Если бы Алана так с ним поступила, он бы… Что бы он сделал? Ясно что: еще до конца ужина в доме появился бы по крайней мере один пронзенный шпагой негодяй.
Но, несколько запальчиво возразил себе Грегор, Алана могла хотя бы дать ему возможность объясниться. Если бы она его выслушала, то все происходящее за ужином представилось бы ей совсем по-другому. В истинном свете! Грегор был уверен в том, что Алана должна была его понять и не требовать унизить другую женщину, лишь бы ее гордость не была задета.
– Тебе придется заставить ее тебя выслушать, – сказала Фиона.
– Все так просто, верно? – Голос Грегора дрожат от гнева, направленного, собственно, в свой адрес.
– Все действительно было бы куда проще, если бы ты заранее рассказал ей о Мейвис. А теперь тебе придется объяснять, почему ты не захотел или не смог сделать этого своевременно. – Фиона вздохнула. – Теперь Алана думает, что ты соблазнил ее только потому, что она оказалась под рукой, что тебе просто нужна была женщина, чтобы согревала тебе постель. А домой ты ехал, чтобы жениться на другой.
– Уж слишком вольно ты выражаешься.
– Я говорю, как есть, и если я тебе этого не скажу, то ты никогда не разберешься в этом и вы с Аланой оба дорого за это заплатите. Я думаю, что ты был не слишком щедр на слова, пока вы с ней путешествовали. Наверное, ты боялся обещаний, поскольку считал себя не вполне свободным. Но теперь-то ты свободен, и Алана может, если захочет, поверить в то, что вся эта история с Мейвис – всего лишь недоразумение. Но пока ты не дал ей ни одного повода тебе доверять. Эван говорит, что ты считаешь Алану своей второй половиной, но, суди сам, ты не дал ей оснований, чтобы думать так же.
Грегору нечего было возразить. Он считал, что поступал честно: нельзя давать какие-либо обещания женщине, когда только что ухаживал задругой с намерением взять ее в жены, но еще не успел сообщить ей, что жениться на ней не собирается. Но если верить Фионе, действуя из лучших побуждений, он загнал себя в угол. Ведь та, кого он любил и действительно хотел взять в жены, не доверяет ему и считает, что он испытывал к ней одно лишь вожделение.
– И еще – теперь она знает о твоих сыновьях, – добила его Фиона.
Грегор уставил глаза в стол. Интересно, если он пару раз стукнется об него головой, это поможет?
– Я и не думал ничего скрывать. – Он поморщился. – Я просто о них забыл. Я мог думать только о том, как мне разобраться с Мейвис. И еще о том, что происходит между мной и Аланой. – Грегор нахмурился. – Если я смогу получить ее прощение, она ведь примет моих сыновей? – спросил Грегор, уже понимая, что Алана, конечно же, не откажет от дома его детям. И презрительный взгляд Фионы послужил тому подтверждением.
– Ты и сам знаешь ответ. Иди поищи ее. Не найдешь в спальне, обыщи весь дом. Я могу лишь тебе сказать, что она обещала мне выслушать тебя. Все остальное – в твоих руках. Если ты не сможешь ее убедить, загладить свою вину, она уедет в Арджлин, и я не стану ее удерживать.
– Ты молодец, Фиона, – сказал Грегор и ухмыльнулся в ответ на ее улыбку. – Я сделаю все, что могу. У меня на руках два козыря – во-первых, ей не терпится услышать, как дела у Кайры, и мне есть что ей сообщить; во-вторых, теперь я знаю, что она обещала тебе повременить с отъездом. Я вооружен и могу действовать.
Направляясь в южный зал, Грегор испытывал двойственное чувство. Он был полон надежд, но и страха тоже. Именно поэтому он всегда бежал от любви. Недостойно мужчины идти к женщине с чувством, будто идешь на самую жестокую битву, и при этом пытаться предусмотреть все возможности стремительного отступления.
Грегор вздохнул перед дверью и мысленно подготовился к схватке. Ему предстояло самое серьезное в жизни сражение, если не самое тяжелое, ибо он знал, что будущее без Аланы пусто и холодно. Та пустота, что побудила его принять решение о том, что пора перестать распутничать со всякой женщиной, попавшей под настроение, и найти себе жену, не входила ни в какое сравнение с теми мыслями и чувствами, которые волновали его сейчас. Теперь, если он не сможет завоевать сердце Аланы, жизнь потеряет для него всякий смысл. За эти шесть дней, вдали от Скаргласа, он понял, как нравилось ему держать ее в объятиях по ночам, как нравилось просыпаться рядом с ней по утрам, как приятно было сознавать, что она где-то рядом в течение дня. Нет, все это не просто нравилось ему – пора прекратить себя дурачить, – это было ему необходимо. Жизненно необходимо.
Он постучал в дверь, но она ответила ему не сразу. Он посчитал до трех и взялся за ручку. Он, конечно, умом понимал, что стоит дождаться приглашения, что натиском не смягчить ее сердца, но ждать под дверью он больше не мог – это наказание было ему не под силу. И вот, едва он взялся за ручку, из-за двери раздалось не слишком приветливое «войдите». Открыв дверь, он вдруг понял, что все нужные слова выветрились из его головы. Оставалось надеяться на то, что подсказка придет свыше.
Алана смотрела, как Грегор вошел, тихо прикрыл за собой дверь и повернулся к ней лицом. Сердце Аланы радостно забилось, но она мысленно отругала себя за проявление слабости и глупость. Верно, он теперь совершенно свободен. Ну и что? Что это меняет в их отношениях? Он солгал ей, и не один раз, и она понятия не имеет, что он к ней испытывает помимо плотского желания.
Она вспомнила, как радовалась, когда разбойникам не удалось совершить с ней гнусность, которая могла разрушить все то прекрасное, что возникло между нею и Грегором. Но все это разрушила его ложь. И теперь, когда боль от его предательства все еще жгла и ей нечего было противопоставить этой боли – ведь слов любви от него она никогда не слышала, – воспоминания о прекрасных мгновениях близости омрачались мучительным сознанием собственного легкомыслия. Наверное, со временем это пройдет, и те воспоминания снова станут чистыми и прекрасными, пусть и будут окрашены грустью о невозвратно утраченном, но сейчас она предпочитала не вспоминать – слишком больно было.
