Шерри Томас - Любовь против правил
Однажды они стояли менее чем в пятидесяти футах от этой дороги, обсуждая, что делать с огромным количеством выполотых сорняков и кустарников. И в конечном итоге отказались от мысли сжечь их на костре, решив использовать для улучшения почвы. У следующего поворота она много лет назад наткнулась на Фица, вытаскивающего из кармана маленькие луковицы. Она закупила большое количество их для своего сада, а он решил посмотреть, смогут ли они прижиться в лесу. Некоторые из них прижились и вновь зацветали каждой весной, расцвечивая покрытую прелой прошлогодней листвой землю желтыми, пурпурными и белыми пятнышками. И конечно же, дальше, чуть впереди, находилось то самое место, где форелевая речка вышла из берегов накануне их поездки в Италию, затопив старый мост и теплицы. Они провели несколько дней перед отъездом, обследуя ее берега и обсуждая, стоит ли расширить реку или лучше укрепить ее берега.
Иногда ее терзала тревога. Много раз случалось так, что ее раздражало даже скрипящее колесо, требующее ее внимания. Им удалось найти общий язык друг с другом, когда он предложил раздобыть динамит, чтобы взорвать особенно обветшавшую часть особняка.
Но, оглядываясь назад, она вспоминала только радостные моменты. Те счастливые мгновения, благодаря которым нити двух раздельных жизней незаметно, исподволь сплетались в одну.
Дорога снова повернула. Впереди показался новый мост через речку. Милли застыла на месте. У нее оборвалось сердце.
На мосту стояли мужчина и женщина, сжимая друг друга в объятиях. А затем, когда они отстранились друг от друга, он продолжал обнимать ее за плечи, а она склонила голову ему на плечо.
Милли медленно отступила назад. А когда убедилась, что они уже не смогут ее услышать, повернулась и побежала прочь.
Она бежала, пока у нее хватало сил. Затем она пошла шагом — пока могла идти. А когда ноги отказались двигаться, она опустилась на заросший мхом камень и наконец разразилась слезами.
Она предполагала, что в конце концов все будет в порядке. Ведь она на зависть богатая женщина и все еще достаточно молода. И если уж такое захудалое место, как Хенли-Парк, удалось вернуть к жизни, то и что угодно удастся.
Но она не в состоянии была заглядывать в будущее. Она могла только оплакивать свою потерю. День за днем, год за годом в добром согласии они строили эту жизнь вместе. Ее фундаментом послужила их неизменная привязанность, стенами — сотрудничество в фирме, а вершиной — страсть. Она хотела всего лишь продолжать эту жизнь, укреплять ее, лелеять.
Теперь она вынуждена проститься со своими надеждами, чувствуя себя полностью раздавленной и уничтоженной. Что же ожидает ее завтра?
Когда стемнело, Милли поднялась и направилась домой — она никогда не сможет считать это место ничем иным, кроме как своим домом.
Не желая, чтобы кто-нибудь ее увидел, она прошла через дверь, выходящую на боковую террасу, и проскользнула наверх по черной лестнице прямо к себе в ванную. В зеркале ее лицо казалось размытым мертвенно-бледным пятном.
Она плеснула себе в глаза холодной водой, вытерлась полотенцем, прошла в спальню и зажгла лампу. Она не могла поверить, что Фиц пригласил миссис Энглвуд отужинать в Хенли-Парке, но все же не стала спускаться в столовую, чтобы выяснить это. Она поужинает у себя в комнате, одна.
В коридоре послышался топот ног бегущего человека, направляющегося к ее комнате. Дверь в спальню с грохотом распахнулась. Фиц остановился в дверях, опершись рукой о косяк. Он дышал тяжело, словно только что обежал всю территорию Хенли-Парка.
— Идиотка! Где ты была, черт тебя возьми?
— Я… просто гуляла.
— Миссис Гибсон сказала, что ты ушла на прогулку утром, еще до одиннадцати. Сейчас полдесятого вечера. Мы повсюду разыскиваем тебя последние четыре часа. Господи, я только что отдал приказ прочесать озеро. Я боялся… я боялся, что… а потом я увидел свет в твоем окне…
Он внезапно поднял ее и прижал спиной к столбику кровати, с такой жадностью припав к ее губам, словно атмосфера во всем мире неожиданно исчезла и Милли осталась единственным источником кислорода на Земле.
— Никогда больше не поступай так со мной! — рявкнул он, на минуту отстранившись от нее, чтобы отдышаться.
— Но миссис Энглвуд, вы с ней… Я видела вас, вас двоих вместе.
— Что?
— На новом мосту. Вы обнимались… так крепко.
— Конечно, я ее обнял, чтобы поддержать. Ведь я только что сказал ей, что мое место здесь… с тобой.
— Ох!.. — сорвалось с ее губ.
Он выбрал ее в конце концов. Милли не смогла удержаться и снова разрыдалась.
— А миссис Энглвуд? С ней все в порядке?
— Думаю, да. Она сказала, что вернется к своей сестре в Абердин. Дети ее все еще там. Она не захотела, чтобы я ее провожал, поэтому я послал телеграмму Гастингсу с просьбой встретить ее, когда она прибудет в Лондон. Я уже получил от него ответную телеграмму. Они вместе выпили чаю, и он проводил ее на железнодорожный вокзал.
— Я надеюсь, что она найдет свое счастье, — сказала Милли сквозь слезы. — Надеюсь, что она будет так же счастлива, как я сейчас.
Фиц прижал ее к груди.
— Я был таким дураком!..
— Как и я. Если бы я призналась тебе раньше, если бы я так не боялась…
Его поцелуй заглушил остаток ее слов.
— Позволь мне немедленно пойти и распорядиться прекратить поиски, чтобы люди не блуждали напрасно в темноте. — Он снова поцеловал ее. — Лучше тебе сейчас немного отдохнуть. Когда я вернусь, тебе уже будет не до сна.
— Хорошо, иди, — сказала она, широко улыбаясь, хотя слезы все еще струились по ее щекам.
— Ох… — простонал Фиц.
— Что-то не так?
Он вернулся некоторое время назад, и Милли повалила его на кровать, прыгнув на него сверху. Она все еще лежала на нем, гладя ладонями его руки, покусывая его плечо.
Он вытащил из-под спины большую фотографию в рамке.
— Должно быть, я оставил ее на твоей кровати, когда заходил сюда раньше. Ждал, когда ты вернешься с прогулки.
Она с шумом втянула в себя воздух.
— Прости меня, дорогой. Я не знала, что она причиняет тебе боль все это время. Я такая…
Он прижал указательный палец к ее губам.
— Тебе не в чем себя упрекать. Все в порядке.
Они некоторое время рассматривали фотографию, на которой они вдвоем виднелись на самом краю снимка, предназначенного запечатлеть одного только Гастингса. Это была ее любимая фотография — Милли держала ее копии в рамках в каждом доме, и еще несколько штук без рамки хранились в ее гардеробной.
— Давай отрежем Гастингса, — предложил Фиц. — Тогда останемся только мы с тобой.
