Кровавая заутреня - Нина Алексеевна Левина
В это же время русские, почти полностью зачистившие Прагу, распалённые боем и жаждой мщения стремились к Варшаве. Штыковая атака закончилась, теперь в дело вступили ружья, из которых палили во всех бегущих.
— Нет никому пардона! — кричали солдаты, и офицеры уже не в силах были их остановить.
Желая не допустить жестокого кровопролития в центре Варшаве, Суворов передал Денисову приказ немедля уничтожить мост. Мост запылал, и паника на берегу усилилась. Яся поняла, что к реке бежать нельзя, но визжащая и кричащая толпа увлекала девушку за собой. Выстрелы становились всё ближе, слышался треск горящего дерева, всё было в дыму, а потом вдруг вскрикнул и упал парень рядом с Ясей. Громыхнуло совсем близко, и женщина, бегущая впереди, словно споткнулась, обернулась и начала оседать. По её кожуху расползалось тёмно-красное пятно.
— Не-ет! — истошно закричала Яся и рванулась изо всех сил в сторону.
Протиснулась между вопящими женщинами, толкнула старика, сшибла с ног какого-то ребёнка и выскочила из толпы навстречу людям в форме.
— Матушка! — завопила Яся, как вдруг увидела яркую короткую вспышку.
Что-то сильно ударило Ясю в грудь, горячим обожгло шею. Земля закачалась, выскальзывая из-под ног, и девушка повалилась ничком на дорогу.
Почти вся Варшава, за исключением малолетних детей и неходячих стариков, с ужасом наблюдала за происходящим на том берегу Вислы. Грохот пушек всех поднял с постелей и возвестил о штурме Праги. Поначалу варшавяне с уверенностью ожидали победных реляций, но потом, когда бой придвинулся к реке, и стало ясно, что мост захвачен русскими, началось возмущение, сменившееся паникой. От воплей жителей Праги волосы на головах становились дыбом, видя мечущихся и погибающих на правом берегу людей, женщины рыдали от бессилия. Пани Ивона, белая как мел, вцепилась пальцами в плечо Чеслава и повторяла в исступлении:
— Матка Боска, спаси нас! Господи, помилуй нас!
Когда мост заполыхал, корчмарка бросилась на колени и уткнулась лицом в землю. Трупов вдоль Вислы становилось всё больше и больше, они плыли по реке, их прибивало к этому берегу. Они покачивались на волнах, вызывая безмерный страх и парализуя волю. Пан Лех стоял среди воющей толпы, обхватив голову руками и не спуская полубезумного взгляда с развернувшегося на том берегу побоища.
— Пощады, — прошептал лавочник и обернулся к стоящим рядом. — Пощады, — повторил он громче. — Пощады! Пощады! — выкрикнул он, поворачиваясь в сторону Королевского замка, из которого наблюдали за происходящим король, члены Верховного народного совета и городского магистрата.
Крик пана Леха подхватила толпа, и вот уже вся Варшава, совсем недавно не желавшая слышать о переговорах, умоляла о пощаде.
Порывы стылого октябрьского ветра подхватывали тонкий плащ Станислава, рвали его за полы, но король не чувствовал холода. Словно застывшее со скорбным видом изваяние, он наблюдал из распахнутого окна верхнего этажа замка за гибелью своих подданных. Попытки Вавржецкого остановить штурм русских превратили ситуацию из безнадёжной в катастрофическую. Король смотрел на разгромленную Прагу и понимал, что Варшаву может постигнуть такая же судьба. Рядом, объятые ужасом, толпились придворные и члены Верховного народного совета.
— Смотрите, Ян. Смотрите и не отворачивайтесь. Вот чего вы добились своей неуступчивостью, — Станислав перевёл взгляд на Килинского. — Смерть этих несчастных на вашей совести.
— На моей? С чего бы? Их убили русские варвары только за то, что они поляки! — вскинулся сапожник. — Эти негодяи специально уничтожили мост, чтобы не дать людям уйти!
— Вы глупец, Ян, и совсем не знаете русских.
— Зато вы имели возможность узнать их очень близко, когда находились при дворе Екатерины. Если бы вы не были её марионеткой — всё сложилось бы иначе, — прошипел Килинский.
— Всё действительно сложилось бы иначе, если бы вы продолжали тачать сапоги, а не возглавили восстание в Варшаве. Теперь — вот результат, — Станислав повёл рукой. — Почти все земли Речи Посполитой под русскими, пруссаками и австрийцами. Сегодня уничтожена Прага. И если бы не великодушие русского полководца, разрушившего мост и не пустившего сюда своих солдат, завтра пришёл бы черёд Варшавы. А так нам оставили время подумать.
— Ещё не всё потеряно!
— Вы полагаете? — король взглянул на Килинского с горькой усмешкой. — Спуститесь к народу и спросите его мнение. Вы, кажется, говорили, что представляете его интересы.
Станислав запахнулся в плащ и отошёл от сапожника, давая понять об окончании беседы. Горько было осознавать, что Килинский во многом прав. Станислав всегда был и остаётся марионеткой в разных руках: Екатерины, конфедератов, Костюшко. Пешкой в королевском облачении, которая не вправе сама шагать по шахматной доске, а лишь двигаться, подчиняясь чьим-то амбициям и прихотям.
Между тем к девяти часам утра в Праге всё было закончено. Боевые действия прекратились, большая часть польского войска погибла, но несколько тысяч счастливчиков остались в живых, сдавшись в плен. Насытившиеся местью солдаты подчинились приказам командиров и прекратили побоище. Начался сбор своих раненых и погибших. Трупы неприятеля Суворов велел пока не трогать, дабы находящиеся в Варшаве устрашились последствиям сопротивления русскому войску.
Из роты Алексея, кроме Авинова, погиб ещё один кавалерист, а трое получили серьёзные ранения. Наскоро перевязав свой бок, Громов снова отправился к дому Рапацких, но нашёл его пустым и разгромленным. Выйдя из дома, Алексей столкнулся с Васильевым, разыскивающим Вигеля. Во время боя на улицах они разделились, и старшина больше его не видел. Обеспокоенный судьбой товарища, Алексей присоединился к Васильеву, и вскоре они нашли бездыханное тело Вигеля, придавленное павшей вместе со всадником лошадью. Алексей с Васильевым осторожно извлекли Вигеля. На его голове зияла рана, а лицо было залито запёкшейся кровью, рука неестественно вывернута. Алексей расстегнул ему китель и приник ухом к груди, на которой багровело пятно, потом посмотрел на Васильева и покачал головой.
— Эх, Вигель, Вигель, — проговорил он. — Как же так, дружище?
— Модест, — сказал Васильев.
— Что?
— Его звали Модестом в крещении, — повторил старшина. — Просил так его поминать
