Эльза Вернер - Мираж
Старинный готический храм в Кронсберге был переполнен народом. Венчание должно было совершиться безо всякого торжества и в присутствии лишь немногих свидетелей, но день и час стали известны, и почти все курортное общество оказалось в церкви. Всем хотелось видеть знаменитого путешественника в роли жениха, а особенно интересно было посмотреть на его невесту, которая до сих пор оставалась невидимкой; кроме того, было известно, что Рейнгард Эрвальд приедет на свадьбу друга; хотя он и жил здесь весной, но тогда Кронсберг был еще пуст, и из теперешнего общества никто его не видел. Словом, в церкви царило напряженное ожидание, и торжество, которое должно было совершиться в самом тесном кругу, обратилось таким образом в публичный акт.
Загремел орган, и жених вошел в церковь в сопровождении адъютанта герцога в качестве заместителя последнего. Внимание публики разделилось между ним и леди Марвуд, явившейся в ослепительном туалете. В группе, собравшейся перед алтарем, виднелась и всем знакомая фигура доктора Бертрама. Все взоры обратились на ризницу, в дверях которой показалась белая фигура невесты под руку с Эрвальдом.
Шепот удивления пробежал по церкви, когда эта пара вышла из полутемной ризницы на яркий солнечный свет, заливавший храм. Все ожидали увидеть простенькую девушку, робкую и застенчивую, олицетворенное смирение и преданность будущему супругу, и вдруг такая неожиданность!
Эльза фон Бернрид в подвенечном наряде была совсем иной, чем в монашески простом одеянии, на которое до сих пор обрекала ее воля деда. В ее высокой, стройной фигуре в белом атласном платье с длинным шуршащим шлейфом, при всей ее девичьей грации, было что-то царственное. Лицо, обрамленное воздушными волнами вуали, было, правда, слишком серьезно для молодой невесты, но поражало красотой только что распустившегося цветка; белокурые косы, на которых лежал венок, имели легкий красноватый отлив и блестели, как золото, когда на них падал луч солнца; чудесные темно-голубые глаза, большие, широко раскрытые, смотрели безо всякой робости и смущения. Да, выбор Зоннека был понятен!
Если внешность невесты оказалась для присутствующих сюрпризом, то ее шафер, напротив, совершенно соответствовал составившемуся о нем представлению. Именно таким и должен был оказаться человек, об энергии и смелости которого ходили невероятные слухи. Высокая, сильная фигура, покрытое коричневым загаром лицо с блестящими темными глазами, гордое сознание собственной силы, выражавшееся в его манере держаться и придававшее ему нечто повелительное — все соответствовало образу, который рисовало возбужденное рассказами воображение.
И его лицо было серьезным, почти мрачным; его черты казались вылитыми из бронзы. Ни один мускул не дрогнул в них, в то время как он галантно вел невесту к алтарю. Всем невольно пришло в голову, что эти двое людей как нельзя более подходят друг к другу по силе и красоте; эту мысль ясно выражали взгляды дам и их перешептыванья, и в первый раз публика критически взглянула на мужчину с седыми волосами, ожидавшего у алтаря молоденькую невесту.
Эльза ничего не видела и не слышала; ее глаза и уши лишь машинально воспринимали впечатления, она не отдавала себе в них отчета. Переполненная церковь, высокие, готические своды, широкие золотые полосы солнечного света, лившегося в окна, — все это мелькало перед ней, как в тумане, и звуки органа, мощно гремевшего под сводами, доносились до нее как будто издалека. Точно какая-то вуаль опустилась на ее душу, и все окружающее казалось ей сквозь нее нереальным. Она чувствовала только одно: темную, таинственную силу, исходившую от человека, шедшего рядом с ней, непонятный страх, который внушала ей его близость, и короткий путь от ризницы до алтаря показался ей бесконечным.
Зоннек двинулся ей навстречу, снял ее руку с руки друга и повел ее вверх по ступеням к алтарю; они опустились на колени. Эльза, как во сне, слышала слова священника, почувствовала, как ее руку вложили в руку Лотаря, потом прозвучало связывающее их «да», и они были соединены навеки.
— Моя жена! — тихо, с глубоким чувством прошептал Лотарь.
Зинаида обняла Эльзу, адъютант и другие мужчины подошли с поздравлениями. Потом раздался голос Эрвальда, подошедшего к ней последним:
— Позвольте мне поздравить вас и пожелать вам счастья.
Голос был спокоен и сдержан, как и лицо говорящего. Он наклонился и коснулся губами перчатки молодой женщины; но когда он поднимал голову, их глаза встретились, и Эльзе показалось, будто перед ней вспыхнул яркий, резкий свет, от которого ей стало больно. Это длилось одно мгновение; потом свет погас, осталось только ощущение глухой боли. Муж подал ей руку и вывел из церкви; экипаж повез новобрачных в Бурггейм.
27
Вечером вилла леди Марвуд сияла огнями, потому что это был ее приемный день. После венчания в Бурггейме гостям был предложен только завтрак, и Зинаида, которой необходимо было чем-нибудь «заполнить» время до вечера, отправилась с большой компанией на экскурсию; по ее приглашению и Эрвальд принял в ней участие. Окруженная толпой верных рыцарей, она поскакала в горы и вернулась домой лишь незадолго до начала приема; у нее едва хватило времени, чтобы переменить амазонку на вечернее платье.
Сегодня гостей миледи ожидало удовольствие познакомиться с «героем пустыни», которого они видели в церкви. Вокруг Эрвальда теснились приглашенные, его осыпали комплиментами, он был центром общества наравне с прекрасной хозяйкой дома.
Его находили очень приятным человеком, и, действительно, Рейнгард был в прекрасном расположении духа. Обычно он был сдержан в незнакомом обществе и не удостаивал разговором первых встречных; сегодня же он был доступен для всех. Во время экскурсии в горы он был бурно весел, а теперь соперничал с леди Марвуд в красноречии.
В одной из боковых комнат стоял Бертрам, беседуя с двумя молодыми людьми, принадлежавшими к штату Зинаиды, — элегантными аристократами-шалопаями, приехавшими в Кронсберг потому, что ездить сюда было в моде, и усердно убивавшими время. Разумеется, и они были сегодня в церкви и теперь старались выведать от доктора какие-либо подробности о новобрачных, чтобы утром заняться их распространением у источника.
— Мы все были поражены, — сказал один, самодовольно крутя усики. — Невеста — совершеннейшая красавица и произведет фурор в обществе. Кто бы мог подумать, что старый чудак прячет в своем Бурггейме такое сокровище! Вы-то знали это, доктор, и ни слова не сказали нам, злодей!
— Не было повода говорить об этом, господин фон Верден, — спокойно возразил Бертрам. — Профессор, действительно, ревниво оберегал внучку от посторонних глаз, и Бурггейм недоступен для посетителей.
