Сергей Степанов - Царская невеста. Любовь первого Романова
– Ты ведаешь ли, кто пред тобой? – грозно спросила она. – Государь всея Руси! Зри!
С этими словами она сорвала с царя ветхую однорядку, под которым скрывались царские одеяния. Горбун отшатнулся, перекрестил государя, словно ожидая, что он исчезнет как наваждение, и завопил громче ослепленного Культяпкой человека:
– Караул! Расстрига-кудесник восстал из мертвых! Царем обернулся!
С этими словами он побежал в сторону Алевизова рва, крича:
– Караул! Стрельцы, просыпайтесь! Расстрига в царя обернулся!
Избавившись от горбуна, государь и его невеста бросились наутек. Уже светало и в предрассветном небе виднелись силуэты затейливых куполов храма Покрова. Оказывается, до храма было рукой подать. Добежав до придела Василия Блаженного, они услышали, как со стрельницы Фроловской башни кто-то начал перекликаться с истошно вопящим горбуном.
– Пошто орешь как резанный?
– Караул! Расстрига ожил!
– Поди проспись, голь кабацкая!
– Бейте в набат! Самозванец объявился!
Не дожидаясь конца перепалки, Михаил и Марья закрыли на засов дверь. Марья прихватила с собой толстую восковую свечу, поставленную по обету над гробницей блаженного, мельком подумав, что нагоходец простит. Быстрее под каменную плиту. Она отцепила цепь, механизм сработал, с грохотом уронив плиту. Уф! Можно перевести дух. Теперь их не найдут и не поймают. Обратный путь показался короче. Пороховой погреб, потом колодец и вверх через сундук в подземелье Набатной башни. В углу палаты возился Дикий Заяц.
– Слышал шум? – спросила его Марья, едва переводя дух.
– Виноват, государыня. Не слышал. Я раскопал обвалившийся ход в малую палату. Извольте глянуть! Только не прогневайся, ничегошеньки там не было, опричь сундуков с книгами.
– С книгами! – вскричала Марья. – Что же ты молчал до сих пор?
– Не изволили спрашивать про книги, а сокровищ не было.
– Где же книги?
– Ляхи и немцы съели.
– Сдурел?
– Помилуй, государыня! Немцы во время осады искали съестной припас. Когда нашли сундуки с книгами, разодрали пергамент и сварили. На мою долю тоже перепало малость. Время голодное было, всякую дрянь в рот тянули, – смущенно признался истопник.
Марья протиснулась через узкий ход в малую палату. Поднятая над головой свеча осветила несколько сундуков с откинутыми крышками. Все пустые, только в одном сундуке на дне завалялся одинокий обрывок пергамента. Девушка подняла его. Витиеватая буквица, тщательно выписанная пурпурной краской, ровные строки черных латинских литер. Из какой рукописи обрывок? Из утерянных книг «Истории» Тита Ливия? Неизвестные страницы «Анналов» Тацита? Доселе неведомые речи Цицерона?
Потрясенная Марья ходила меж сундуков. Печальная судьба постигла книжные сокровища Ивана Грозного. Мудрость веков исчезла в солдатских желудках. А ведь она сама видела во время осады Кремля, как наемники варили пергамент. Варили втайне от полковников Струся и Будилы. Полковники наверняка знали латынь и поняли бы, что их ратники разыскали таинственную Либерию. Или сами бы присоединились к своим подчиненным и вместе съели бы Тита Ливия, потеряв разум от голода?
Что гадать, пора возвращаться в чертоги. Погруженная в печальные думы, Марья двинулась к выходу вслед за государем и истопником. Поднявшись на средний боевой ход стены, они услышали шум и крики, доносившиеся от подножья Фроловской башни. На всякий случай Дикий Заяц пошел спросить знакомых дозорных, что случилось. Затаившись в проходе за его широкой спиной, Михаил Федорович и Марья слышали его разговор со стрельцом.
– Затейного изветчика схватили, – объяснял причину переполоха стрелец. – Пришел на Ров с государевым словом. Кричал озорства ради неистовые речи.
– Какие речи?
– Все тебе доложи, – осторожничал стрелец. – В Разбойный потащили, там по косточкам разберут. Было слово, будет дело. Ныне, брат, строго! Обмолвишься ненароком про государя – руки повяжут и на дыбу. Новый порядок заведен! Слово и дело государевы! Не ведал? То-то, мотай на ус!
До государевых хором добрались без приключений. Могучий истопник помог государю забраться в окошко. Потом проводил Марью до светлого чердака и помог ей залезть наверх. Храпевшие в две глотки Машка и баба Бабариха даже не шевельнулись.
Забравшись на постель, Марья подумала, что ночь была неудачной. Придется забыть о съеденных книгах Ивана Грозного. И еще было какое-то гнетущее чувство. Уже отходя ко сну, она вдруг встрепенулась. Ширинка с орлом! Знак того, что она выбрана царской невестой. Она своими руками отдала драгоценный подарок, с которым никогда не расставалась. Зато ее хитрость позволила спасти государя от ослепления. Не в жемчуге дело. Царь ее любит, скоро свадьба. Марья успокаивала себя, но душу томила беспричинная тревога.
Глава 11
Опала
На следующий день после путешествия по кремлевским подземельям Марья пробудилась позднее обычного. Дела в царских чертогах шли заведенным порядком. Сонные постельницы и комнатные бабы бегали с полотенцами и притираниями. Много времени заняло одевание царицы. Потом началась служба в крестовой палате. После службы явился стольник, спросивший от имени государя, хорошо ли почивала государыня Анастасия Ивановна! Марья едва удержалась от смеха, передавая через сенную боярышню, что ночь, благодаренье Богу, прошла спокойно, почивала она безмятежно и сны были тихи и благостны.
После службы в крестовой палате царица с ближней боярышней и всем царицыным чином смотрели приготовления к свадьбе. Ходили вокруг носилок для караваев, которые должны были нести перед невестой знатные дворяне. На атласах, предназначенных для покрытия караваев, были нашиты хитро вызолоченные монеты – с одной стороны золотые, а с другой – серебряные. Спускались во двор посмотреть на инальцовские брачные сани, которые мастера обвили алтабасом по серебряной земле. Дивились на шелк зелен и кизилбашеский черевчатый бархат на хлопчатой бумаге. На глазах царицы мастера обили бархатом скамеечку и тюфяк под ноги невесты. Странно было видеть сани среди лета, но лето или зима – невесту к венчанию везут на санях, а жених едет верхом. Марья призадумалась. Миша не мальтийский рыцарь, лихо управлявшийся с горячим скакуном. Удержится ли царь в седле? Надобно шепнуть бабушке, чтобы ясельничий не гнался за резвостью, а выбрал для государя лошадку постарше и посмирнее. Милюкова рассказала, что бегала в Мастерскую палату и видела, как наплечные мастера шьют для государя обычное брачное платье – русскую шубу на соболях и терлик, для коего употреблено мехов в двести пятьдесят рублев.
После возвращения с осмотра брачных саней к царице допустили ее родственников – отца, мать, дядю и бабушку. Иван и Гаврила Хлоповы пришли с государевой половины, куда их частенько призывал царь Михаил Федорович. Отец робел в царских платах, а вот дядя расхаживал гоголем. Он был боек и говорлив без меры, чем вызывал недовольство ближних государевых людей. Упоенный счастливым поворотом судьбы, вознесшей его на кремлевский верх, Гаврила не замечал косых взглядов родовитых бояр.
