Сюзанна Симмонс - Роза пустыни
Элизабет ему поверила. Помолчав, она спросила:
– А как ты думаешь, что стало с полковником?
– Полковник Уинтерз сбежал. Я займусь им позже. Мне было необходимо вернуться и позаботиться о моей жене.
– Кстати, об этом…
Джек откинулся на расшитые подушки и стал наблюдать за ней из-под полуопущенных век. Элизабет показалось, что он был готов к разговору об их браке.
– Я должен был на тебе жениться. Другого способа не было.
Элизабет не могла понять, чего ей хочется сильнее: отвесить ему хорошую оплеуху, рассмеяться ему в лицо или начать его целовать.
– Не было другого способа сделать что?
– Это суровая земля. Ты должна была стать моей, чтобы я мог предоставить тебе защиту и мой шатер. Если бы я этого не сделал, любой горячий жеребец племени мог бы бросить мне вызов, чтобы получить твою благосклонность, – и сделал бы это.
Она искоса посмотрела на Джека:
– Мою благосклонность?
– Твои ласки в постели.
Несмотря на прохладный ночной ветер, Элизабет почувствовала, что от смущения у нее загорелись щеки. Чтобы мужчины ссорились из-за нее? Чтобы Джек вступал в бой и, может быть, убивал, защищая ее? Такого она представить себе не могла.
Она откашлялась и решила немного прояснить для себя ситуацию:
– Мы действительно женаты?
Его лицо не изменилось.
– Согласно законам и обычаям Народа – да.
Она начала растирать виски.
– Но я совершенно не помню…
– Церемония была очень короткой, а невеста, мягко выражаясь, была не совсем проснувшейся.
– Понятно.
– Вне рамок этой культуры наш брак недействителен. Я буду защищать тебя. Когда необходимость в этом исчезнет, ты сможешь вернуться в Англию. Если захочешь.
Наступило странное молчание.
– А ты веришь в те брачные обеты, которыми мы обменялись?
После короткой паузы Джек признался:
– Верю. Но я уже много лет живу с Народом. Для посторонних это иначе.
Элизабет хотела знать всю правду – ей просто необходимо было знать всю правду.
– А в глазах Народа я по-прежнему посторонняя?
Джек произнес пугающе тихо:
– Выйдя за меня замуж, ты стала членом племени.
– Поэтому ты и знал, что можешь спокойно поручить меня их заботам.
– Да.
Теперь она до конца поняла, что этот человек сделал для нее. Он спас ей не только жизнь – он спас ее достоинство. Взяв Элизабет в жены, Джек сделал ее госпожой.
Она беспокойно облизала губы.
– Не знаю, как я смогу тебя отблагодарить.
– Меня благодарить не за что. – Джек закинул сильные бронзово-смуглые руки за голову и зевнул. – Я проехал сегодня много миль. Я устал. Ты тоже прошла через много испытаний. Нам пора спать.
Она оглядела уютное пространство шатра.
– А где мы будем спать?
Внезапно между ними вновь возникла атмосфера страстного ожидания, которой совершенно не ощущалось с тех пор, как Джек закончил мыться.
– Наше ложе нас ждет, – напомнил ей Джек.
– Но оно только одно!
– Здесь места хватит и для двоих. – По его лицу скользнула быстрая улыбка. – Мы считаемся мужем и женой. Но если тебя это тревожит, дорогая, можешь быть спокойна: сегодня я не собираюсь овладеть твоим прекрасным телом. По правде говоря, я твердо намерен немедленно заснуть.
Элизабет подумала, что ей, видимо, следует этому радоваться.
Черный Джек начал тушить лампы, так что вскоре единственным источником света в шатре стал бледный луч луны, проникавший внутрь сквозь отверстие в высоком своде. Они легли друг подле друга – но их действительно разделяло немалое расстояние.
Ночь была полна знакомых звуков: шипел привязанный неподалеку от шатра верблюд, тихо смеялись мужчина и женщина, коротко заржала кобыла, и ей протяжно и громко ответил жеребец. Бронзовые колокольчики, развешанные по всему шатру, чуть слышно позванивали.
Прошло некоторое время – Элизабет не смогла бы сказать, сколько именно. Не выдержав, она вздохнула и прошептала в темноту:
– Ты спишь?
– Нет.
– Почему?
– Не могу заснуть.
– И я тоже. – Элизабет легла на бок лицом к нему. – А мне казалось, что ты был твердо намерен немедленно заснуть.
Она услышала негромкий смех Джека, полный самоиронии. Как она любила его звучный, мужественный голос!
– Ну, это не первый случай, когда мои лучшие намерения ни к чему хорошему не приводят.
Осторожно проведя рукой по их необычному ложу, Элизабет нашла его правую руку. Ее пальцы сразу же ощутили прикосновение прохладного металла.
– Принц Рамсес носит такое же кольцо. Он сказал мне: это – напоминание, что ты спас ему жизнь.
– А он – мне.
– Ты спас его от предательства и от удара кинжалом в спину, – вспомнила Элизабет, надеясь, что ее слова побудят его быть с ней откровенным.
Джек перевернулся на спину и уставился в темные своды шатра.
– Рами спас меня от моего самого страшного врага.
– Твоего самого страшного врага?
– От меня самого.
– Он спас тебя от самого себя?
Джек вздохнул.
– Это было много лет назад. Мы с Рами вместе учились в Кембридже. Однажды меня несправедливо обвинили в том, что я украл деньги у одного типа. К сожалению, часть пропавших денег обнаружили в моих вещах. Поскольку я не захотел выдать человека, который, как мы все подозревали, и был вором, и даже защищаться не стал, меня вышвырнули не только из клуба, но и из университета. Я опозорил себя и запятнал имя семьи.
Элизабет сочувственно сжала его пальцы:
– Ох, Джек…
– Моя мать поверила, что я невиновен (она всегда брала мою сторону, прав я был или нет… всегда, пока была жива). А вот герцог, мой отец, решил, что это последняя капля. Он недвусмысленно высказал мне свое мнение: я был виновен. Более того, я был подлейшим из подлых, самой паршивой из всех паршивых овец, самым необузданным из всех голубоглазых Уиков, и он не надеялся, что я изменюсь к лучшему. У него был один сын и наследник: мой старший брат, Лоренс. Я был ничто. Нет, хуже, чем ничто.
В груди Элизабет возникла холодная боль, похожая на острый осколок льда.
– Неделю спустя Рами нашел меня в какой-то лондонской трущобе. Кажется, я все это время ничего не ел и отчаянно пытался допиться до полного бесчувствия. Если бы я остался один, то скорее всего погиб в первые же две недели. Он меня отмыл и сказал, что возвращается к себе на родину и что я еду с ним.
– И ты поехал.
– Поехал.
– И с тех пор оставался с принцем Рамсесом.
– И с тех пор оставался с ним.
– А когда шесть лет назад умерла твоя мать?
– Народ дал мне смысл жизни. Они стали моей семьей.
Прошло несколько минут, прежде чем к Элизабет вернулась способность говорить, да и тогда ее голос был едва слышен.
