Энн Стюарт - Месть по-французски
— Знаешь, я договорился с местным священником, что он поженит нас, — сказал он, собирая свою одежду. — Мне жаль, что мы не можем подождать венчания в соборе Святого Павла в присутствии твоего брата, но обстоятельства против нас.
Эллен села на кровати, закуталась в покрывало и взглянула с любопытством на него. И Тони вдруг в первый раз в жизни испугался.
— Ты ведь выйдешь за меня? Надеюсь, ты не забыла, как была увлечена мною восемь лет назад?
— Конечно, забыла! — сказала она, и у него ухнуло сердце. — Это школьное увлечение давно переросло в большую любовь без взаимности.
Усмехнувшись, Тони наклонился над ней и поцеловал ее властным поцелуем собственника.
— Это была взаимная любовь, дорогая, — сказал он. — Кстати, если хочешь, теперь я мог бы вернуть назад мисс Биннерстон.
— Но она же у своей сестры!
— Не совсем так. Видишь ли, я… э… велел своему слуге попридержать ее — запереть после нашего отъезда в комнате.
— Ты умыкнул мою компаньонку?!
— Выходит, что так, — признался Тони. Он ожидал, что на его голову обрушится ее гнев, но вместо этого Эллен вдруг бросилась ему на шею и поцеловала в щеку.
— Я верю, что ты меня действительно любишь! — восторженно воскликнула она.
После этого Тони чуть опять не опрокинул ее на постель, но вовремя напомнил себе о священнике.
— Мы ей все компенсируем, — сказал он.
— Ты действительно злодей, — сказала Эллен очень довольным голосом.
— Да, и тебе придется надо мной поработать, — вздохнул Тони, смиренно опустив голову.
— Буду считать это своей пожизненной задачей, — улыбнулась Эллен, соскальзывая с постели.
Венеция… Жаклин знала, что этот город построен на столбах в центре лагуны и добраться туда можно только на лодке. Она, пожалуй, предпочла бы снова пережить ужасы Парижа, чем еще один приступ морской болезни. Однако это путешествие, слава богу, оказалось коротким и относительно спокойным. Когда они пристали к широкой площади, Жаклин взглянула на стоящего рядом высокого мужчину и снова вспомнила ту ночь, которую они провели вместе…
На следующую ночь он снова пришел к ней в комнату в темноте. Жаклин лежала на кровати, до подбородка натянув одеяло, ожидая, ненавидя и желая его. Она уже придумала, что будет делать. Если уж ей не удается спрятаться в душевную норку, по крайней мере, надо добиться того, чтобы ее тело не реагировало на него. Она будет спокойно лежать под ним, заставит себя дышать ровно и не позволит своим рукам обвиться вокруг его шеи. Она отвернется от его поцелуев. Она сможет одурачить его и заставить думать, что ей все равно, что он там проделывает с ее телом. Она даже, наверное, сможет одурачить себя…
Блэкторн смотрел на нее сверху вниз в слабо освещенной комнате, лицо его было мрачным и усталым.
— Какая очаровательная жертвенность! — наконец язвительно произнес он. — По тебе не скажешь, что ты очень уж ждешь меня. Поверь, сегодня я могу доставить тебе значительно больше удовольствия, чем прошлой ночью.
Ее лицо по-прежнему ничего не выражало. Удовольствие, доставленное им, — ну что может быть опаснее?!
— Тебе нечего сказать, дорогая? — продолжал поддразнивать он. Он вдруг наклонился, приподнял ее лицо и подбородок и нежно поцеловал ее. Жаклин почувствовала, как екнуло ее сердце. Екнуло и отчаянно забилось еще быстрее. А Блэкторн медленно выпрямился.
— Решай сама, Жаклин. Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду.
Ее губы были влажны от его губ. Кожа горела, сердце стучало как бешеное. Больше всего на свете ей сейчас хотелось коснуться его длинных темных волос, притянуть его голову к себе…
— Уходи, — сказала она спокойно.
Он повернулся и, не сказав ни слова, вышел.
Жаклин почувствовала невероятное облегчение, смешанное с разочарованием. Ведь у этого человека отсутствует понятие чести. Почему же тогда он выполнил, что обещал?..
Блэкторн больше не пришел в ее комнату. Не дотронулся до нее. Но на сей раз это было не перемирие, а подготовка к новой битве. Подавляемая страсть могла в любую минуту вырваться на волю. И Жаклин сама не понимала, хочет она этого или боится.
Блэкторн первым шагнул на булыжную мостовую, даже не предложив ей руки. Жаклин осталась стоять рядом с багажом, сдерживаясь, чтобы не побежать за ним. Он оглянулся, почти сумев сделать вид, что ему это неинтересно.
— Ты что, намерена провести так весь день, Мамзель? — оглянувшись, спросил он ледяным тоном. — Я думал, тебе уже надоело путешествовать.
Господи, да она бы полжизни отдала, чтобы больше никуда не ехать!
— А ты разве не наймешь экипаж? — спросила она.
Блэкторн издевательски улыбнулся:
— В Венеции нет лошадей, моя дорогая. И соответственно нет экипажей. Если ты хочешь попасть в Палаццо Верди, то тебе придется снова сесть в лодку.
— О боже! — воскликнула она. — Это что, единственное средство передвижения в городе?
— Да, только водой, дорогая. Или пешком.
— В таком случае мне нужна новая обувь. А что такое Палаццо Верди?
— Дворец моего приятеля. Его карманы настолько пусты, что он даже согласился предоставить его на время в мое распоряжение.
— Дворец? — удивилась она.
— Венецианские дворцы — это не то, что английские или французские, — пояснил Блэкторн.
— Вам надо бы немного утихомириться, — проворчал, подойдя к ним, Тавернер. — Зачем мы носились по Европе? В карманах уже ни гроша не осталось. Надо было ехать прямо в Париж.
Николас, как всегда, не обиделся на него и только пожал плечами:
— Леди не хочет.
Тавернер угрюмо посмотрел на Жаклин. С той первой ночи на континенте, когда Николас пришел в ее комнату, Тавернер стал к ней относиться по-другому. Он избегал смотреть на нее, разговаривал с ней только в случае крайней необходимости и вообще старался держаться от нее подальше. Она не понимала — почему: оттого ли, что слуги бывают ревнивы, или оттого, что он чувствовал себя виноватым…
Блэкторн был прав: Палаццо Верди оказалось довольно убогим и страшно запущенным зданием. В Эйнслей-Холле и слуги-то так не жили. Здесь их было несколько — три женщины и двое мужчин, говорящие только по-итальянски, бедно одетые и какие-то забитые. Вонь в замке стояла невероятная — такую Жаклин помнила только на улицах Парижа.
Она прошла за Николасом в гостиную, где царило такое же запустение.
— Похоже, что слуги Бруни не очень-то аккуратны, — заметил Николас и повернулся к Жаклин: — Устраивайся, а я должен уйти.
Удивив себя саму, она спросила:
— Ты вернешься вечером?
