Сари Робинс - Больше чем скандал
Кэтрин никогда не забудет тот ужас, с которым она и Джаред совершили отчаянный прыжок из окна второго этажа ночью, накануне того дня, когда их должны были отправить в Вифлеемскую психиатрическую лечебницу, больше известную как Бедлам. Девушка случайно услышала, что Крюгер собирается запереть их там и объявить сумасшедшими. Ведь в случае признания их невменяемыми титул перейдет к Каддихорнам. Что же до денег, то Дики Каддихорн, их опекун, давно ими уже распоряжался исключительно в своих интересах.
После их прыжка Джаред уцелел только благодаря зарослям кустарника, в которые он угодил, а вот самой Кэтрин не повезло. Она упала на каменный выступ, неловко подвернув и сломав ногу.
До сих пор перед ее глазами стоит томительно яркий свет звезд, озарявших каждый ее шаг, который давался с таким трудом. Она никогда не сможет забыть ту боль, которая пронзала ее искалеченную ногу тысячами ножей. Разве сотрется в памяти мучительный путь сквозь снежную вьюгу с маленьким братом на руках? И то, с какими усилиями они карабкались по лестнице на чердак соседского амбара, только для того, чтобы, скоротав там остаток ночи, утром бежать дальше.
Кэтрин едва не потеряла надежду на спасение, когда поверенный Каддихорнов стал расспрашивать у хозяина амбара, не видал ли он поблизости детей. Крюгер, еще более беспринципный, чем его хозяева, был опытной ищейкой. Пытаясь хоть как-то сбить его с толку, Кэтрин положила на берег реки свою любимую брошку и кольцо Джареда (и то и другое – фамильные драгоценности Коулриджей), и оставила в песке ведущие в воду следы. Потом она сняла свою сиреневую накидку и, намочив в замерзающей реке, онемевшими от холода пальцами пристроила ее под полузатопленной скалой.
В тот день она сменила имя: отныне она была не Кэтрин Коулридж, а Кэтрин Миллер. Из дочери благородного барона она превратилась в бесприютную сироту, чьи родители умерли в долговой тюрьме. Во всяком случае, именно это она сказала директору Данну, когда они с братом наконец добрались до приюта.
Она вспомнила, как Урия Данн позаботился о них и дал им кров, еду, лечение, и слезы заструились по ее щекам. За все минувшие годы он ни разу не подверг сомнению историю о том, кто они, и каким образом попали в столь бедственное положение.
«Значит, он все-таки узнал правду», – поняла Кэтрин. А она-то гадала, почему он переселил ее в другую комнату и стал предлагать новые наряды. Ведь это произошло… как раз после того вечера, когда она отчитывала мальчишек, пойманных со спиртным мистера Грейвза! Правильно, а после этого они долго разговаривали с Джаредом. Скорее всего, директор Данн в тот момент находился в часовне. Он слышал их и все узнал, но решил сохранить в тайне от всех, даже от собственного поверенного.
Однако он начал процесс против Каддихорнов, претендовавших на титул Джареда и Кэтрин. Он боролся за детей, которые были слишком напуганы, чтобы отстаивать собственные права. И заплатил за это жизнью.
Кэтрин прижала к груди сверток с бумагами. Каддихорны убили ее дорогого учителя. И это – ее вина. Если бы не они с Джаредом, директор Данн был бы жив. Горе, гнев, сознание вины нещадно терзали сердце девушки.
Отмщение. Она жаждала отмщения, жаждала насладиться им. Каддихорны слишком долго оставались безнаказанными.
О, если бы, подобно Маркусу, она могла действовать решительно и отстоять справедливость. Если бы она нашла способ…
Боже всемогущий! У нее осталось меньше семи дней, чтобы достать деньги для Уинстонов, иначе Джареда арестуют. И тогда их претензии на титул вообще перестанут иметь смысл, ведь Джаред не сможет заявить о своих правах из тюрьмы или, страшнее того, от подножия виселицы.
«Если бы Каддихорны не забрали себе наше наследство, деньги не были бы такой проблемой», – с горечью подумала Кэтрин. «На нашу долю выпало слишком много испытаний. При каждом удобном случае Каддихорны пытались нас убить, обокрасть, обмануть, так пусть они испытают то же, что испытывали мы! Пусть они сами станут жертвами!»
Однако перспектива привлечь Каддихорнов к суду была столь сомнительна, что Кэтрин обреченно опустила голову. Ее подбородок уперся во что-то твердое. «Дневник Вора с плошади Робинсон!»
Эта мысль осенила девушку настолько своевременно, что, казалось, ее подсказало само провидение. Дневник словно прислали с небес, чтобы спасти Кэтрин.
Однако удостовериться в подлинности дневника можно было одним-единственным способом, только так можно было быстро достать деньги, чтобы спасти брата.
Но посмеет ли она? И вообще, возможно ли такое?
«Наши сомнения гибельны для нас, ибо, опасаясь действовать, мы не достигаем многих блестящих целей», – вслух процитировала она слова кого-то из великих.
Кроме того, в самом дневнике говорилось, что главное в жизни – это ум и сообразительность.
Дом, где обитали Каддихорны, был когда-то резиденцией семьи Кэтрин, и она в деталях помнила его изнутри. Она помнила, в какой комнате спал каждый из домочадцев, так же хорошо, как и о событиях того страшного дня, когда Каддихорны вторглись в их семейное гнездо.
Кэтрин никогда не забудет, с каким бессильным гневом она следила за леди Фредерикой, которая примеряла бесценные материнские украшения, которые были завещаны самой Кэтрин.
– Эти украшения предназначены для женщины, а не для ребенка, – презрительно фыркала леди. Именно в тот момент Кэтрин поняла: леди Фредерика никогда не допустит, чтобы мамины жемчужные ожерелья коснулись шеи дочери.
Когда леди Каддихорн ложилась спать, она всегда клала драгоценности под подушку. И Кэтрин могла поклясться, что Фредерика до сих пор не изменила своей привычке. Поэтому отыскать сокровища не составит труда.
Итак, Кэтрин обладает достаточной сообразительностью, остается только проверить ее на практике, и дневник поможет ей в этом. Только бы он не обманул ее ожиданий!
От этого зависят их жизни – ее и Джареда.
Глава 30
Маркус пришпорил жеребца, посылая его вперед и ощущая под собой перекатывающиеся бугры мускулов скакуна.
Позади неотступно следовал Там. Сегодня утром ему чертовски нездоровилось, но усердный служака изо всех сил держался в седле, и Маркус восхищался его характером. Долговязый сержант сгорбился, и на его худощавом лице застыло такое сосредоточенное выражение, что можно было подумать, что он борется за свою жизнь.
«Может быть, предложить Таму скакать помедленнее и подъехать попозже», – подумал Маркус, но побоялся задеть самолюбие своего спутника. «И все-таки здоровье важнее», – решил он наконец.
– За поворотом виднеется деревня, – обратился он к Таму, пытаясь перекричать ветер. – Почему бы вам здесь не отдохнуть, а я поеду вперед? Мне все равно придется сделать останозку в Рэйгейте, и вы с легкостью нагоните меня в Лондоне.
