Барбара Картленд - Очарованная вальсом
Он поцеловал Ванду — нежно, горячо, словно прощаясь… Но он не мыслил о расставании. Он жил с ощущением, что их любовь — вечна, нетленна, а сами они будут вместе всегда, неразлучно.
— Я люблю тебя, Ричард, — оторвавшись от его губ, прошептала Ванда. — Я мечтаю, как буду готовить тебе обед, штопать носки и, если даст Господь, рожу тебе сыновей…
Она покраснела, произнося последнюю фразу, и уткнула лицо ему в шею. А он крепче прижал ее к себе, почувствовав в сердце холодный укол. Моментами такая вот детская непосредственность Ванды разрушает его последнюю надежду на то, что они когда-нибудь смогут соединить свои судьбы! Как может он бездумно взять на себя ответственность не только за жену, но и за всю их семью? Если бы они были в Англии, он, пожалуй, мог бы рискнуть. У него были друзья, на которых всегда можно положиться, у них с Вандой была бы, по крайней мере, крыша над головой и няня, которую он мог бы на свои деньги нанять для детей.
Но здесь, в Европе, у них не было ничего — лишь несколько покровителей, число которых стремительно уменьшалось, да преданный Гарри. Несмотря на отчаяние, Ричард улыбнулся, подумав о Гарри, когда пробирался по грязным, засыпанным мокрым снегом улицам Вены, возвращаясь от Талейрана.
Гарри, который всегда недолюбливал женщин и называл любовниц Ричарда не иначе как командирскими мочалками, неожиданно и беззаветно полюбил Ванду. Она весело смеялась, слушая Гарри, растопила его сердце тем, что охотно выслушивала его бесконечные истории и, как и Ричард, находила его чувство юмора особенным и неподражаемым.
— Он прямо-таки пригвождает каждого! — не раз говорила она, вытирая выступившие от смеха слезы, пересказывая баронессе или Ричарду очередное замечание Гарри, отпущенное им в адрес кого-нибудь из их общих знакомых.
— Совершенно не умеет держать себя в рамках приличия! — сердито отвечала на то баронесса, однако в ее глазах при этом плясали веселые огоньки. — Ох, не хотела бы я иметь такого слугу… Домашний тиран без всяких ограничителей и понимания о дозволенном и недозволенном…
— Я тоже не хотел бы иметь такого слугу, — с готовностью соглашался Ричард. — Но Гарри мне не слуга, он мой лучший друг.
В любом случае сомнений не было: если бы Ричард и Ванда смогли пожениться, Гарри охотно бы взял на себя обязанности повара, домашней прислуги и, если понадобится, няньки и выполнял их с тою же преданностью, не перестав демонстрировать острый ум и остроту языка. Только зачем тебе такой вот слуга, если у тебя нет своего дома, горестно укусил себя Ричард за больное место…
И вздохнул, продолжая месить ногами снежную кашу с завистью к тем, кто пролетал мимо в каретах или санях. А мог бы и он катить сейчас в таком экипаже, если бы остался в Хофбурге в качестве одного из почетных гостей императора.
К дому баронессы Ричард добрался ближе к обеду; Ванда уже ждала его. Она сразу же догадалась по выражению его лица, что свидание с Талейраном закончилось крахом, и не стала задавать глупых вопросов, просто подошла и обвила руками его шею.
Ричард был так расстроен, что в первую секунду даже не ответил на нежность Ванды, но потом спохватился, прижал ее к себе, поцеловал.
— Найдем еще что-нибудь. Обязательно найдем, — прошептала Ванда, хотя он так и не проронил ни слова.
— Глупо было тешить тебя пустыми надеждами, — грустно ответил Ричард.
— Не стоит терять надежду из-за одной маленькой неудачи, — ответила Ванда.
В ее голосе прозвучала такая решимость, словно она повзрослела за эти несколько дней. Любовь сделала ее более зрелой, и Ричарду на секунду стало жаль, что Ванда больше не та наивная восторженная девочка, которую он встретил тогда на маскараде. Но только на секунду. Теперь он знал, что рядом с ним женщина, о какой он мечтал, женщина, на которую он может положиться, как на самого себя, не очередная любовница, но спутница на всю жизнь.
— Я люблю тебя, — прошептал он, и Ванда улыбнулась ему в ответ, и все невзгоды улетели прочь и были забыты в эти минуты.
— Мы с баронессой ездили на виллу Реннвег, — доложила Ванда. — Князь Меттерних сегодня должен вернуться, и завтра мы сможем увидеться с ним.
— Как мне к этому относиться? Радоваться? Быть в напряжении? — со вздохом спросил Ричард.
— Даже не знаю, — ответила Ванда. — Иногда мне кажется, что он поймет, когда я скажу, что мы любим друг друга, иногда думаю, что рассердится, потому что я подвела его. Я ведь давала ему обещание ни в кого не влюбляться…
Она подняла руку и прижала палец к губам Ричарда.
— Нет, не говори, что ты думаешь обо всем этом, — попросила она. — Я знаю, тебе не нравится задание, которое поручил мне князь Меттерних, но вспомни, если бы он не попросил меня помочь ему, я не попала бы на бал-маскарад, и мы с тобой могли никогда не встретиться. Это, как я уже говорила тебе, дорогой, Судьба.
— Да, это Судьба, — согласился Ричард, целуя ее пальцы. — Но теперь Судьба должна сделать следующий ход и помочь мне найти способ нас обеспечить.
— Я должна молить бога об этом, — серьезно ответила Ванда. — Надеюсь, мои мольбы не останутся неуслышанными.
Он снова крепко обнял ее, но тут их позвали обедать, и они отправились в столовую вместе, и их лица светились таким счастьем, что баронесса опять испустила томительный вздох по своей давно прошедшей юности.
Вечером баронесса взяла Ванду с собой на прием, куда не был приглашен Ричард, и, поскольку одиночество усугубляло его тяжкие думы, он решил развеять их верховой прогулкой по Пратеру, надеясь при этом встретить кого-нибудь, кто мог бы оказаться полезен в сложившейся ситуации.
Но хотя переговорил он со многими, а еще больше перецеловал ручек, раскланялся с несколькими государями, вечер оказался потраченным впустую. Вскоре он устал сыпать любезностями и свернул в сторону от запруженного людьми Пратера. Выехав за город, он пустил лошадь прямиком к лесу.
Здесь Ричард отпустил поводья, предоставив лошади самостоятельно выбирать путь, и долго скакал по заснеженным тропинкам мимо голых деревьев и возвратился домой уже в сумерках. Въезжая в город, он чувствовал себя освеженным и ободренным, предвкушая, как они с Вандой проведут остаток вечера дома, вдвоем…
Сумерки опустились над крышами домов, на небе зажглись первые вечерние звезды. Ричард поймал себя на том, что насвистывает какой-то мотив, и узнал его. Это была мелодия вальса, который они с Вандой танцевали в ту первую памятную маскарадную ночь. Этот вальс связал их волшебными нитями, которые не будут разорваны никогда. И пусть эти чувства сродни патетике, он не готов от них отказаться.
