Кристофер Гортнер - Тайна Тюдоров
– Все верно. Маргарита Дуглас, королева Шотландии, была старшей.
– Ваше величество, не сочтите за праздное любопытство: вашу тетушку Марию Саффолк – ее действительно называли Розой Тюдоров?
Мария смотрела на меня с особым выражением лица – и в этот момент была похожа на сестру. У Елизаветы подобный взгляд говорил о врожденной проницательности. У Марии же он скорее свидетельствовал о природной доброте – качестве, увы, сильно пострадавшем за годы преследований и предательств. Наконец она кивнула:
– Это известно немногим, но ты прав, именно так ее и называли в кругу семьи. Откуда ты узнал?
Я сглотнул и облизал пересохшие губы.
– Случайно услышал при дворе. Просто досужий разговор.
– Разговор? О да, моя тетя Мария очень любила поболтать.
Она замолчала и погрузилась в свои мысли, но затем сказала:
– А меня ведь назвали в ее честь. Она была подобна ангелу – и лицом, и сердцем. Я ее обожала. И отец тоже. Это он придумал называть ее Розой.
Сколько печали в ее словах… Красавица, ангел душой и телом.
– Но откуда такой интерес к истории нашей семьи? – насторожилась Мария. – Необычно для человека твоего положения.
Я поперхнулся, но, как ни странно, сумел соорудить подходящее объяснение:
– О, это лишь любительское исследование. Меня всегда интересовали королевские генеалогии.
– Что ж, похвально, – тепло улыбнулась мне Мария. – Продолжай.
– Мне, конечно, известно о дочери Марии Саффолк. А были ли у нее сыновья?
– Были, двое. Обоих звали Генрихами. Оба умерли мальчиками. Один – в тысяча пятьсот двадцать втором году, второй – на год позже ее, в тысяча пятьсот тридцать четвертом. Герцог Саффолк потерял наследников и сам скончался в тысяча пятьсот сорок пятом году. Сыновья от последующего брака ненадолго его пережили.
– А как умерли они? – спросил я, ощущая неприятный холодок на спине.
Мария помолчала, вспоминая.
– Кажется, это была потница, хотя дети ведь так легко умирают от разных болезней. – Она вздохнула. – Я припоминаю, что, кажется, моя кузина Фрэнсис ухаживала за мальчиками во время болезни. Сама она уже переболела потницей и не боялась заразиться. Их смерть стала для Фрэнсис серьезным ударом – терять братьев невыразимо тяжело.
Я едва не расхохотался. Надо же, все наследники мужского пола умерли детьми! Так вот как герцогиня получила все свое состояние. Неужели кто-то считает это простым совпадением?
Нужно задать Марии главный вопрос – не важно, какую боль причинит мне ответ.
– А Мария Саффолк, ваше величество? Как она умерла?
– Мне говорили, от лихорадки. Она уже была больна… Страдала каким-то вздутием и прочими недугами. Она была совсем не старой, моего возраста. В последние месяцы ее жизни мы виделись нечасто. Она осуждала политику моего отца и предпочла покинуть двор, удалившись в свое поместье в Восточной Англии. – В голосе Марии неожиданно прозвучал гнев. – Немногие скорбели о ней. Она скончалась в июне – все с нетерпением ждали, когда разродится эта Болейн.
Она умолкла, и было видно, какая борьба происходит внутри ее. В том злополучном июне было брошено в землю семя раздора между Марией и ее младшей сестрой.
– Но я знаю кое-какие подробности, – неожиданно сказала Мария. – Прошло несколько недель после похорон Чарльза Саффолка, и ко мне явился его оруженосец. Очень преданный человек и очень достойный. У него еще был такой ужасный шрам от виска через всю щеку. Я спросила его, откуда это. Он ответил, что служил в армии во время Шотландской кампании. Бедняга, похоже, искренне скорбел о своем господине. Но главное, он принес драгоценность, завещанную мне Марией. Я храню ее. Лист золотого артишока. Подарок этого румяного юнца, Франциска Первого. Он-то и подстроил брак с Чарльзом Брэндоном, когда скончался ее первый супруг Людовик Двенадцатый.
Казалось, я рассыпаюсь на куски – так сильно дрожали мои колени.
Мария усмехнулась:
– Драгоценность значила для тети многое. Это было практически все, что она имела, когда ей наконец позволили вернуться в Англию. Отец был так разгневан ее вторым браком, что грозил бросить и Марию, и Брэндона в Тауэр. Потом он остыл, но наложил на супругов огромный штраф. Они так и не смогли его выплатить до конца, хотя Марии пришлось заложить все ее драгоценности. Но не эту. Она однажды призналась, что артишок – свидетель лучшего и худшего в ее жизни, радости и печали. Она очень дорожила им.
Мария вдруг осеклась и встревоженно взглянула на меня:
– Бичем, все хорошо? Ты очень побледнел.
– Это от усталости, ваше величество, – выдавил я. – Не знаю, как благодарить ваше величество за оказанную милость. Все это чрезвычайно важно для меня.
– О, рассказ доставил мне удовольствие. Я давно не предавалась воспоминаниям о любимой тете. Возможно, однажды ты напишешь для меня историю нашей семьи, а я с радостью оплачу тебе этот труд. – Она многозначительно подняла палец. – И у тебя наконец появится вполне достойный источник дохода.
– Почту за великую честь, ваше величество, – произнес я, натянуто улыбаясь.
Какое счастье, что в гостиной царил полумрак.
– С вашего позволения, могу ли я теперь удалиться?
– Разумеется. – Она протянула мне руку для поцелуя. – Полагаю, те, кто заплатил тебе, ожидают ответа. Приходи завтра. Тогда будет видно, смогу ли я составить его.
– Ваше величество. – Я припал губами к сухой руке, унизанной кольцами.
Рочестер отвел меня в четырехугольный двор, где стояла лохань. Я разделся и, тщательно прикрывая родимое пятно, помылся мутноватой водой. Затем, поднявшись по лестнице, я оказался в комнате с остывшей едой и постелью. Аппетита не было – да и появится ли он теперь? Тем не менее я заставил себя поесть досыта. Организм, в конце концов, не виноват в моем душевном смятении.
Поев, я уселся на соломенный тюфяк и вытащил свою драгоценность. Вещица сияла на ладони, точно звезда. Удивительно, как я мог перепутать? Я потрогал кончиком пальца выпуклые прожилки, словно они были живые. Он проделал столь долгий путь через Ла-Манш, из Франции. Его так бережно хранили в течение целой жизни. Я покосился на свой собственный знак розы – знак, который некогда носила моя мать.
«Об этом знали только близкие Марии».
«…После похорон Чарльза Саффолка… ко мне явился его оруженосец».
Довольно, нужно поспать. Я спрятал свою драгоценность за подкладку плаща и нырнул под грубое одеяло. Засыпая, я подумал: вот, наверное, удивится Кейт, когда узнает, что это не лепесток, а лист.
Глава 26
Мне снилось что-то хорошее. Открыв глаза, я обнаружил, что наступила ночь. В открытом окне вспыхивал и гас свет. Снаружи пели хором – от этого я и проснулся. Затем я понял, что в комнате есть кто-то еще.
