Джоанна Мэйкпис - Королевская пешка
Мартин опять притянул ее к себе.
— Кажется, мне теперь ничего иного не остается, как самому оберегать тебя. Конечно, обстановка меня очень тревожит, не стану отрицать, но все же мне будет гораздо спокойнее, если в такое время ты будешь рядом со мной. Ладно, раз уж ты здесь, засажу тебя за работу: будешь штопать потрепанные знамена и вести хозяйство.
Она с сожалением покачала головой.
— Боюсь, мои руки не в ладу с иголкой, это подтвердит и Алиса, а дом ваш ведется, насколько я могу судить, безукоризненно. Просто ума не приложу, чем бы я могла быть вам полезной.
Он громоподобно расхохотался.
— Ах, вы этого не знаете, вот как, миледи? Хорошо же, очень скоро я обучу вас всему, что мне требуется.
Он снова расхохотался, отчего не только щеки ее, но и шея и грудь покрылись краской.
— Я постараюсь быть прилежной ученицей, милорд.
Только оставшись в своей комнате одна, в ожидании, когда Мартин снова к ней вернется, она вспомнила, что даже не заглянула в письмо от леди Элизабет.
Письмо оказалось совсем коротким, но достаточно теплым, так что у Крессиды сразу полегчало на душе.
«Дорогая моя Крессида,
для меня было великой радостью получить ваше письмо, которое великодушно соизволил передать мне король. Пожалуйста, не вините себя за то, что я отставлена от двора. Увы, все мы лишь пешки в руках тех, кто нас окружает. Я сожалею только о том, что невольно повредила, быть может, делу его величества, искренне желая служить ему. Всегда и во всем следует быть осторожной. Ваш любящий и смиренный друг, Элизабет Плантагенет».
Письмо было адресовано «Леди Крессиде, графине Рокситер, от леди Элизабет Плантагенет. Писано в Шерифф-Хаттоне июня четырнадцатого дня 1485 года от Рождества Христова».
Крессида поспешно спрятала письмо туда же, где оно лежало прежде, — в часослов, подаренный королем. Печать на послании не была сломана, по крайней мере, так казалось, но весь тон письма, в самом деле, был осторожен, и полной уверенности в том, что читано оно лишь ее глазами, у Крессиды возникнуть не могло.
Читал ли король письмо племянницы? Крессида так не думала, полагая, что он не стал бы наносить удар по ее вере в его скромность. Во всяком случае, Крессида не желала, чтобы Мартину стало известно о том, что она все еще поддерживает связь с леди Элизабет. Их дружба всегда была яблоком раздора между нею и ее мужем, и сейчас, когда она видит по всему, что он жаждет ее любви, ей совсем не хотелось, чтобы это вновь встало между ними.
Когда Мартин, наконец, появился, Крессида сразу заметила, что он по-прежнему обеспокоен.
— Еще какие-то новости, милорд? Он покачал головой.
— Нет… по крайней мере, ничего существенного. Один из моих соглядатаев прибыл час назад. Он информирует меня о передвижениях некоторых лордов, в чьей лояльности я сомневаюсь… впрочем, ничего серьезного, что внушало бы нам тревогу, пока не происходит.
Он посмотрел на жену, и лицо его прояснилось. Ее ночное одеяние из розовой парчи раскрылось, и ненасытному взору Мартина представились ее груди с розовыми сосками, круглые и крепкие, будто спелые яблоки, которые сами просятся, чтобы их сорвали. У нее был плоский и упругий живот, но бедра уже становились восхитительно округлыми, свидетельствуя о расцветающей женственности. Он, торопясь, сбросил с себя одежды и жадно притянул ее к себе.
Он был нежен с нею в постели, хотя Крессида угадывала, что он сдерживает себя, твердо решив обращаться с ней бережно. Опять, как и в ту первую их ночь, он потихоньку разжигал ее тело, осыпая нежными дразнящими поцелуями, пока не почувствовал, что она отвечает ему. И Крессида действительно ему отвечала с такою же жадностью, наслаждаясь полнотой ощущений, а потом лежала с ним рядом, усталая и удовлетворенная.
Среди ночи она внезапно проснулась и увидела, что он сидит на постели и смотрит на нее; должно быть, подумалось ей, ее пробудила сила его желания. Она засмеялась легким вибрирующим смехом, потянулась к нему и обвила руками его шею, наслаждаясь близостью его сильного, мускулистого тела.
Он взял ее на этот раз быстро и жадно, удовлетворяя собственную страсть, и она подумала, что, пожалуй, он не искал утех у других женщин в эти долгие месяцы, как ей иной раз казалось. Конечно, она никогда его не спросит об этом. Она была вполне довольна, что сейчас он хотел ее, и испытывала лишь одно желание — сделать его счастливым.
В последующие недели Крессида познала ночи страстной любви, омраченные лишь сознанием того, что в любой миг им может настать конец. Днем Мартина зачастую не было с нею рядом, его обязанности в королевском военном Совете полностью занимали его время в Бествуде, где оставался король, по-прежнему делавший вид для своих подданных, что увлечен охотой.
В начале августа королевский двор вернулся в Ноттингемский замок, и Крессида радовалась, что Мартину теперь не нужно покидать ее по утрам так рано.
В эти жаркие ночи, когда пьянящие ароматы лаванды и розы вливались в их спальню через открытое окно — ибо Мартин в отличие от ее родителей любил прохладный воздух и отказывался верить, что он приносит заразу, — Крессида лежала в его объятиях, переполненная любовью и почти не смея заснуть, пока он в безопасности, пока она может обнимать его.
Она часто просыпалась и, приподнявшись, смотрела на него, спящего, наслаждалась зрелищем этого так хорошо уже знакомого ей тела, его мягкими темными волосами и светло-золотистым пушком на груди, его тонкой талией и сильными мускулистыми бедрами, так туго сжимавшими ее, когда они предавались любви, даже одним-двумя белевшими шрамами, памятью о битвах, в которых он бывал ранен.
Однажды вечером она осторожно пробежала пальцами по глубокой ложбинке, протянувшейся от его шеи до плеча. Здесь кожа была все еще стянута узелком, а самый шрам оставался красноватым.
— Где это случилось?
Он взял ее легкие, как перышко, пальцы и перевел их вниз, к талии.
— На границе. Мы столкнулись там с разбойничьей бандой, они набросились на нас из засады. Боюсь, я в тот день был не на высоте. Один поганец угодил мечом в щель между латным воротником и нагрудным панцирем, так что нашему хирургу пришлось прижечь рану.
Ее внутреннему взору представилась ужасная картина — Мартин распростерт на земле, а из щели в латах торчит острый меч…
— Вы убили того человека? Он усмехнулся мрачно.
— Нет. Благодарение Пресвятой Деве, милорд Ричард все видел и затоптал конем разбойника, сокрушив его боевым топориком.
Она сжала губы. Любовь Мартина к своему сюзерену безмерна и способна подвигнуть его на самые рискованные поступки во имя дела, которому он служил столь преданно. Крессида вздрогнула от страха, но тут же подавила дрожь и, наклонившись, прижала губы к свежему еще шраму.
