Джоанна Мэйкпис - Королевская пешка
— Подойди ко мне.
Она заколебалась, потом все же неуверенно подошла к нему.
— Простите меня, милорд, но я должна была приехать. Тревожные новости доходили до нас. Одно событие сменяло другое так быстро, что я… я…
— Да? — мягко спросил он.
— Я… я хотела быть с вами, если… если… — И вдруг выпалила почти бессвязно: — Я понимаю, вам не до меня в такое трудное время, но, клянусь вам, я не стану вам обузой и… не причиню никакого беспокойства…
— Крессида, вы постоянно причиняете мне беспокойство.
Она проглотила ком в горле, боясь разрыдаться. Как объяснить ему свои чувства?
— Я ваша жена! — с отчаянным видом объявила она, отбрасывая назад волосы: когда они с Алисой вошли в эту комнату, Крессида сняла геннин и вуаль, полагая, что они с Алисой будут одни, но тут вдруг появился он.
Мартин смотрел на сияющие золотые кудри жены, свободной волной рассыпавшиеся по спине, видел ее яркие глаза, блестевшие от непролитых слез… Никогда еще она не казалась ему столь прелестной, недаром он так страстно желал ее в эти долгие месяцы! Свет от окна обрисовывал ее округлившиеся, храбро топорщившиеся груди; их тесно облегал костюм для верховой езды из тонкой летней ткани, скроенный по последней моде, с высокой талией, — отправляясь в путешествие, Крессида сняла траур.
Перед ним стояла не девочка-невеста, а зрелая и страстная молодая женщина. Он издал невнятный гортанный звук, резко встал и с силой сжал ее в своих объятиях.
Испуганная, Крессида тут же покорилась, губы нежно раскрылись под его губами, а тело ответно прижалось к его телу с безудержной силой. Его поцелуй опалил ее, волнами тепла прокатился по всему ее существу. Она так долго мечтала об этом! Крессида страстно возвращала ему поцелуи, чувствуя его безоглядное желание. На несколько мгновений они молча слились воедино, ее руки обвились вокруг его шеи, а он сжимал ее все крепче.
Наконец он оторвался от нее и, нежно отстранив от себя и держа за плечи вытянутыми руками, проговорил:
— Дай мне посмотреть на тебя.
Она тоже посмотрела на него горделиво, и ее щеки цвета слоновой кости вспыхнули жарким сияньем любви.
— Пресвятая Дева, как же я мечтал о тебе все эти месяцы! И вот ты здесь, волшебная королева, да, теперь ты — волшебная королева, а не то волшебное дитя, каким я тебя помнил.
— Нет, милорд, — сказала она тихо, — по-моему, я и тогда была не дитя, каким вы меня представляли. Я не была ребенком даже на ристалище в Вестминстере, когда вы увидели меня впервые.
Он усмехнулся.
— Может быть, ты и права. Ведь ты такая маленькая, такая изящная, дотронуться до тебя тогда казалось кощунством.
— А вы считали себя и без того кругом виноватым, потому что еще не истек полный срок траура по леди Элинор.
— Может, и так. Кто ведает, куда нас заводит чувство вины? Я знаю только, что возжелал тебя сразу, как только увидел в королевской приемной.
Теперь ей захотелось немного помучить его.
— Так, значит, вы рады меня видеть?
— О Господи, как ты можешь спрашивать! И как мне, во имя всего святого, теперь отправить тебя обратно? Ведь сейчас тебе повсюду грозит опасность, везде рыскают вооруженные люди. Я же отослал тебя в Греттон ради твоей безопасности. Сам я проводить тебя туда не могу. Я…
— Поэтому вы должны оставить меня при себе, как я и желала, — сказала она решительно. — Где же я могу себя чувствовать в большей безопасности, как не рядом с мужем?
— Крессида, мне предстоит сражаться за короля.
— Это будет скоро? — спросила она тихо.
Он кивнул головой.
— Нам известно, что Генрих занял солидное количество золота у французского короля. Известно также, что он отправился в Нормандию. Ежеминутно я жду сообщения от моих осведомителей, что он уже погрузился на корабли.
— Но ведь серьезная опасность королевству не угрожает? — воскликнула она с недоумением. — Военная сила на стороне короля, у Генриха лишь горстка бездомных повстанцев.
— Их больше, чем ты думаешь.
Он отпустил ее, и чуть было не начал ходить взад и вперед по комнате, как часто делал в минуты сомнений. Но тут он увидел, как изменилось ее лицо, и властно взял ее за руку.
— Твой отец, надеюсь, не дал себя вовлечь во все это?
Она покачала головой.
— Недавно приезжали два посланца от Риса Эп Томаса, но отец поклялся, что не примет никакого участия в открытом бунте; скорее он предоставит в распоряжение его величества тех немногих людей, какие у него есть.
Мартин нахмурился.
— Лучше бы он позаботился об обороне своих поместий. Была бы возможность, я тотчас отправил бы тебя к нему.
— А если Генрих вторгнется со стороны Уэльса?
Тяжелые веки Мартина широко открылись, и она заметила, как странно сверкнули его глаза.
— У тебя есть основания так думать?
— Нет, разумеется, нет. Просто… просто говорят, что Эп Томас союзник сэра Джона Стрэйнджа и Джаспер Тюдор был графом Пембрукским. Если Уэльс смотрит на Генриха как на своего вождя…
— Он не больше уэльсец, чем король, — возмутился Мартин. — Готов держать пари, Ричард лучше говорит по-валлийски, чем Тюдор. Да ведь Генрих и выглядит как француз, всю свою юность он провел во Франции и опирается только на французское золото и поддержку.
Она протянула вверх руку и дотронулась до его щеки.
— Вы боитесь, Мартин? Это так на вас не похоже.
Он печально улыбнулся.
— Как и король, я буду достаточно уверен в успехе, когда мы выступим, и будем знать, чего следует ожидать, но моя работа — изучать все эти постоянно меняющиеся сведения, и мне совсем не нравится то, что я читаю.
— Вы боитесь измены?
— Да. — Это единственное слово прозвучало зловеще. — После Тьюксбери Англия жила в мире, не считая мелких тревог и стычек, но люди способны рисковать многим ради земли и привилегий, а ланкастерцы вечно всем недовольны. К тому же, как тебе хорошо известно, народ будоражат гнусными сказками о вероломстве короля, и неясная судьба принцев висит на нем тяжелым грузом.
Крессида сжала губы.
— Но вы не верите, что король способен…
— Нет, нет. Мне это известно лучше, чем кому-либо другому, однако, по вполне понятным причинам, Ричард не хочет разглашать правду об этом, особенно сейчас, даже ради того, чтобы не потерять доверие сомневающихся подданных. Он боится за безопасность мальчиков.
Крессида вздрогнула. Она слишком ясно представила себе, в какой опасности окажутся принцы, если Генрих Тюдор женится на их сестре и таким образом заявит о своем праве на престол.
Мартин опять притянул ее к себе.
— Кажется, мне теперь ничего иного не остается, как самому оберегать тебя. Конечно, обстановка меня очень тревожит, не стану отрицать, но все же мне будет гораздо спокойнее, если в такое время ты будешь рядом со мной. Ладно, раз уж ты здесь, засажу тебя за работу: будешь штопать потрепанные знамена и вести хозяйство.
