Осип Назарук - Роксолана: королева Востока
Настя что-то сравнивала в душе и сказала через секунду:
— Тут, мама, такая есть честь. Такое уважение — большое, очень большое.
— Вот потому и говорю тебе, дочка. Твой муж еще дальше пойдет, чем уже дошел. Я простоя попадья, но то, что глаза видят, то и говорю, и то, что мудрые люди говорят. Как о. Теодозий, что Господь Бог так справедливо нашим кару отмерил, что ни на маковое зернышко не ошибся.
— За что же вы, мама, так натерпелись с покойным отцом?
— За что? За тех, что перед нами были, так в нашем Святом Писании написано, доченька. Вот видишь, ты у нас хорошая дочь была и меня уважаешь. Вот тебе Бог добрую долю и послал, такую, что диву даешься. А свернешь с праведного пути, будешь наказана, тяжело наказана. И ты, и — не дай Боже! — твой ребенок. Ведь кара Божья идет из рода в род. А как обратишься, дочка, сердцем к Богу, услышишь, как он идет перед тобой в жизни твоей, как шел перед тобой и перед тобой прямо сюда и не дал нам согрешить по дороге.
Мать набожно перекрестилась. Простые слова ее глубоко запали в душу молодой султанши, но никак не находили самой ее глубины. Молниями блистали в ее душе большие события жизни, произошедшие благодаря ей или другим людям. Вспомнила она, как отрекалась от веры своих родителей ради любви мужчины и славы этого мира. Перед глазами мелькнул погибший великий визирь Ахмедбаши и черный слуга Хассан. А потом у нее снова возникла страшная мысль о первенце своего мужа от другой жены. Она задрожала. Но не видела обратного пути. Словно летела в пропасть.
— Бог милостив, доченька, — сказала ласково мать, что заметила тяжелый вздох своей дочери. — Пока живет человек, всегда есть время свернуть со злого пути, а когда в сырую землю сляжем, закончится наше испытание здесь и времени уже не окажется.
Мать вздохнула.
Пришли слуги, позвали за стол. Молодая султанша окинула мать взглядом и ответила:
— После.
Долго еще говорили они.
Стало вечереть. Сквозь венецианские витражи окон султанских палат, забрезжил красный свет заходящего солнца и заиграл на длинных коврах по стенам и на полу. Муэдзины начали пение пятого азана на вершинах стройных минаретов. На сады ложилась чудесная тишина ночи в Дери-Сеадети.
Настя встала, извинилась перед матерью и на минуту вышла.
Она шла к своей молитвенной комнате, где упала на диван, обращенная к Мекке. С момента убийства Ахмедбаши и черного Хассана не молилась она еще так пылко. Из израненной души словно фимиам из кадильницы возносилась молитва к Богу. Она покорно благодарила Его за милость, приведшую ее мать к ней и клялась искупить прегрешения. Когда она сломила в себе жестокую мысль о том, что собиралась сделать с первенцем своего мужа, она почувствовала такую легкость на сердце, как тогда на торжище, когда до утра предавалась молитве к Богу, говоря: «Да будет воля Твоя!».
Она не помнила, как долго молилась Богу. Когда она встала, то не слышала уже ни звука с вершин минарета. А в комнатах уже зажигались ароматные свечи.
В это время мать Насти уже успела поговорить с Гапой и узнала от нее не только «кое о чем», но и про другие обстоятельства жизни ее дочери.
* * *Султан Сулейман пришел в покои Эль Хюррем, когда его жена еще молилась.
Вызванная невольница сказала, что госпожа на молитве. Сулейман Великий поднял руку и сказал богобоязненно: «Эль Хюррем говорит с Тем, кто больше меня. Как закончит молитву, не говори, что я жду, — пусть сама спросит».
Он тихо сел в одной из приемных комнат и задумался.
По сералю же стрелой пролетела весть о том, как ценит султан свою жену, к которой прибыла мать. Вся прислуга тогда еще тише на носках подходила к покоям Эль Хюррем.
* * *Было уже поздно, когда Настя позвала прислугу и спросила, заходил ли султан.
— Падишах уже давно ждет в угловом будуаре. Падишах сказал не сообщать вам, что ждет пока хасеки Хюррем сама не спросит.
Молодая султанша Эль Хюррем вся покраснела. Когда прислуга удалилась, она не удержалась от того, чтобы похвастать перед матерью учтивостью своего мужа.
— Милость Божья, доченька, — говорила мать, — вижу, что он и правда великий царь.
— Так все говорят, мама, и свои, и чужие. А войско просто молится на него.
— Не делай же ему, доченька, никакого зла, ведь жена может сильно досадить мужу, если пожелает, а он об этом и не узнает ничего.
Настя провела мать в комнату своего сына, сама пошла к мужу.
Он первым начал живо говорить:
— Слышал, ты принимаешь дорогого гостя. Мне говорили наши улемы, что ты, о моя милая Хюррем, так повела себя, что еще долго будешь служить всем детям правоверных мусульман добрым примером того, как должно чтить своих родителей. Не находят слов для похвалы.
Настя вся сияла от радости от того, что муж сразу же стал приветствовать ее встречу с матерью, и была прекрасна в своей радости. Она спросила:
— Будешь ли ты добр к моей матери?
— Не хочу же я быть хуже своей жены, — сказал он весело. И потом добавил. — А как в вашей стране приветствует муж мать своей жены?
Настя благодарно посмотрела на него:
— Это твоя страна, Сулейман, и я твоя. Ты не обязан спрашивать про обычаи моей родины, ибо ей давно стала для меня твоя держава, а твой народ — теперь и мой.
— Знаю, о Хюррем, что что ты и величайшим даром не утешишься так, как я, приветствуя твою мать по обычаю твоей земли и рода. Так почему бы мне этого не сделать?
Она, вся взволнованная, но довольная, стала на носочки и шепнула ему на ухо насколько слов, будто не хотела, чтобы кто-то услышал их. После провела мужа в комнату своего ребенка, где великий султан в точном соответствии с обычаями родины своей жены поприветствовал ее мать. Ведь чего только не сделает муж для хорошей жены, которая умеет привязать его к себе?
* * *Может быть, еще нигде и никогда не бежали два купца из города, как бежали те, что привезли мать султанши Эль Хюррем. Оставили все, что у них было, и скрылись на одном возу.
— Плохо мы сделали, Мойше, — сказал младший старшему.
— Это не мы сделали, — ответил старший купец, — а старая попадья. На что она кричала? На что она что подняла такой шум среди стариков?
— Но на что же мы ее среди стариков поставили, Мойше?
— Видишь ли, Сруль, я до сих пор думал, что у меня есть умный компаньон. Но ты же таки и сам это насоветовал! И между прочим, правильно. Около стариков султанша помедленнее едет и старая могла бы ее лучше разглядеть. А что если бы мы поставили ее в другом месте? Карета султанши только промелькнула бы из-за рядов стражи.
И опять пришлось бы ждать до пятницы.
