Роберта Джеллис - Песнь сирены
– Элис! – взревел он и тут же зажал рот ладонью, но было уже слишком поздно.
– Что это? – раздался из спальни голос Вильяма.
Тут же послышался голос Элизабет.
– Лежи спокойно. Ничего.
Элис вскочила со стула и вошла в спальню.
– Прости меня, папа. Я забыла. Это была шутка, и Раймонд…
– Элис, – вздохнул Вильям, проводя рукой по лицу, желая разогнать сон, – пока я так болен, я хотел бы, чтобы ты дразнила Раймонда где-нибудь в другом месте.
– Это была моя ошибка, сэр, – сказал Раймонд, входя в комнату.
– Сомневаюсь, – заметил Вильям и криво усмехнулся. Он приподнялся на локтях, и Элизабет наклонилась поправить подушку. Ее платок коснулся его щек, а запах заполнил ноздри. Эмоциональный шок, вызванный открытием того, что они не предали друг друга, на время погасил в Вильяме чувственное влечение, но сон освежил его. Сейчас у него едва хватило сил удержаться от соблазна и притянуть Элизабет к себе, целовать, ласкать, невзирая на присутствие дочери и Раймонда. Он должен избавиться от них. Вильям поднял глаза на Элис и нежно улыбнулся.
– Не хочу слышать никаких ваших отговорок, госпожа озорница. Уходи и забери с собой Раймонда. А тебе должно быть стыдно за то, что ты оскорбляешь моих слуг, охраняя меня, как будто они желают мне зла.
– Но, сэр… – запротестовал было юноша.
– Если ты так беспокоишься, можешь приказать Диккону запереть ворота от чужих на день или два или поставить стражу у дверей зала и не позволять никому входить, кроме слуг и женщин. Но я хочу, чтобы в передней комнате не было никого. Это приказ.
– Очень хорошо, папа, – тут же согласилась Элис, видя, как побагровело лицо отца, и не желая его излишне волновать. В конце концов, какая разница? Раймонд или Диккон могут сидеть в зале у двери. Риска никакого, и отец ничего об этом не узнает. – Теперь я буду сидеть с тобой…
– Нет, Я спал всю ночь и не тревожил Элизабет. У меня немного болит голова. Пусть Элизабет останется. Ты, наверное, забыла уже о хозяйстве. Почему бы тебе не прогуляться с Раймондом, если он может уже сидеть на лошади, и не посмотреть, как поспевает урожай и что нужно убирать в первую очередь?
Элис хотела было возразить. Вряд ли она обеспокоит его более, чем Элизабет, но слова застряли у нее в горле. Лицо Вильяма покраснело, хотя было ясно, что он больше не сердится. Еще раз внимательно взглянув на него, она увидела, как его глаза смотрят как-то странно, а выражение лица необыкновенно жесткое. Она нервно сглотнула и взглянула на Элизабет, но не нашла на ее лице признака успокоения. Оно было белым.
Столбняк? Обычно эта ужасная болезнь, при которой человек не может разжать челюсти, а его тело превращается в натянутый лук, начинается через неделю после ранения или позже. Иногда даже после того, как раны заживут, человеку вдруг становится трудно жевать и говорить. Потом появляется жар, шея деревенеет. Через некоторое время он может умереть, скрипя в агонии сжатыми челюстями.
Элис не осмелилась спросить, чтобы ее страх не передался отцу. Она не хотела знать! Ужаснувшись, девушка вышла из комнаты, бессознательно схватив Раймонда за руку, и потащила за собой. Она молча проводила Раймонда через зал в его комнату. Там Элис повернулась к нему, прижалась лицом к его груди и заплакала.
– Что с вами, любовь моя? Что случилось? – взволнованно проговорил юноша, горя желанием обнять ее и боясь этого.
– Обними меня! – рыдала она. – Обними меня! Я боюсь!
Он с готовностью выполнил эту просьбу, умоляя рассказать ему, чего она так испугалась и обещая защитить. Дрожа, Элис объяснила ему свой страх. На мгновение Раймонд, тоже ужаснувшись, сжал ее сильнее, но потом отпустил.
– Этого не может быть, любимая, – успокаивал он. – Раны были большие, но чистые и открытые. Это невозможно. – Его голос дрогнул. – Послушайте, – настаивал он, – возможно, вы делаете из мухи слона, а я знаю еще меньше, чем вы. Пройдет много часов, прежде чем ему станет лучше или хуже. Ваш отец дал нам задание. Давайте займемся этим. Как бы дело ни обернулось, ему не понравится, если мы не подчинимся.
Элис вздрогнула, но подняла глаза и утвердительно кивнула головой. Она не считала Раймонда бесчувственным, так как слышала заботу в его голосе. То, что он предложил ей, было единственным средством, какое она сама знала, помогающим пережить часы страха или скорби, – работа. Все так же молча она сделала слабое движение, желая высвободиться. Его руки сразу опустились. Элис мягко коснулась их в знак благодарности и отстранилась. Страх за отца уже заслоняла радость от того, что она знает теперь: Раймонду можно доверять больше, чем себе. Ее испуг давал ему удобный случай добиться от нее физической близости… но он счел бесчестьем воспользоваться этой возможностью.
Глава 15
Элизабет совсем окоченела, дожидаясь в комнате Вильяма, пока не уйдут Раймонд и Элис. Затем она склонилась над его постелью.
– Когда у тебя заболела голова? – прошептала она. – Где болит? Шея гнется?
Правая рука Вильяма обвилась вокруг Элизабет, лишив се равновесия, так что она чуть не упала на него.
– Нет, – ответил он. – У меня ничего не болит и шея гнется, зато другое никак не хочет гнуться. Элизабет, не будь наивной. Должен же я был придумать, как избавиться от этой парочки.
Элизабет стояла слишком близко и не могла разглядеть его как следует, но в том, что Вильям имел в виду, сомнений не осталось, когда он притянул ее еще ниже и прижал свои губы к ее губам. Он был охвачен страстью, и его язык, быстрый, гибкий, словно искал у нее во рту райское блаженство. Элизабет медленно отстранилась. Теперь, когда страх прошел, она смогла правильно понять выражение его лица. Тяжелый взгляд, ожесточение лица объяснялись не болезненным состоянием Вильяма, а его страстным желанием.
– Вильям, ты разбередишь свои раны, – вздохнула она, но это прозвучало не очень убедительно. Уже в июне в Элизабет воскресло желание близости, и она мечтала об утонченных любовных ласках.
– Ничего я не буду с тобой делать, – прошептала она. – Да сними ты свой дурацкий колпак. Я хочу тебя видеть.
Она все еще колебалась, но глаза ее широко раскрылись, щеки покраснели.
– Мне что, встать и раздеть тебя самому, Элизабет? – спросил он уже более жестким и повелительным тоном.
Вздохнув, словно всхлипнув, она отрицательно покачала головой и начала раздеваться. Все это время Элизабет чувствовала на себе взгляд Вильяма и слышала его дыхание – оно становилось все учащеннее, глубже и несколько раз прерывалось судорожными вздохами.
Элизабет охватило страстное желание, но она чувствовала себя грешницей и боролась с собой. Однако Вильям позвал повелительно:
