Элейн Кроуфорд - Речная нимфа
Что-то дрогнуло в душе Пирса, стеснило сердце. Эта восхитительная юная женщина принадлежала ему — и при этом оставалась недоступной, как никогда.
Он сделал несколько осторожных шагов и наконец увидел то, что приковало к себе внимание Ласточки. Молодая пара стояла у перил, глядя вдаль. Мужчина обнимал женщину за плечи, и она доверчиво льнула к нему, слегка откинув голову ему на плечо. Они о чем-то беседовали, но это было не важно. Они были бесконечно далеки от окружающего — от шума наверху, от других пассажиров. Затерянные в своем личном раю, они блуждали в этот миг по цветам и травам, вдыхали ароматы, доступные только им, слышали пение птиц, щебетавших только для них. Они любили друг друга.
С трудом оторвавшись от созерцания, Пирс посмотрел на свою жену. Она еще не заметила его. Что-то блестело на щеке Ласточки, как крохотный бриллиант. Слеза.
Сердце его болезненно сжалось, и он от всей души пожелал вернуть тот первый день, когда они были по-настоящему счастливы. Если бы только все, что он вообразил себе, было реальностью! Если бы Ласточка и в самом деле была беспечной шалуньей!
Влекомый неведомой силой, он приблизился, и Жоржетта обратила на него огромные медно-карие глаза, сиявшие от непролитых слез. Руки ее тотчас метнулись к ним и отерли слезы. Боль в сердце Пирса стала острее. Он хотел заключить жену в объятия, утешить ее и сказать, что ей незачем плакать, что все будет хорошо. Он сделал еще шаг, еще, оттесняя широкий кринолин, и подошел вплотную.
Пирс ожидал, что Ласточка отступит, но она лишь отвела взгляд.
— Тебе лучше? — спросил он, приподнимая ее лицо за подбородок.
— Да, намного лучше. Сейчас прохладно.
— Хорошо, что ты тогда ушла в каюту. Там, среди болот, комары просто зверствовали.
След единственной скатившейся слезы все еще оставался у нее на щеке. Пирс бездумно отер его кончиком пальца, даже не задумавшись, — до того это казалось ему естественным. Ласточка не возражала. Пирсу показалось даже, что она слегка подалась навстречу его руке.
— Мне сказали, — продолжал он почти шепотом, — что дальше земля повышается и болот не будет, но жара сохранится. Наверное, тебе не стоит надевать так много нижних юбок…
Губы Ласточки дрогнули в улыбке, потом слегка приоткрылись. Они были очень близко, такие нежные, чуть припухшие, ждущие поцелуя.
Пирс провел вдоль полной нижней губы, и она приоткрылась еще больше. Он начал наклоняться…
— Эй, Кингстон!
Вздрогнув от неожиданности, Пирс повернулся. Бывают же олухи, которых приносит в самое неподходящее время!
— Мы все еще ждем. Помнится, вы сказали, что уходите на минутку.
— Подождите еще.
— Ну уж нет!
Пирс проклял ту минуту, когда сел играть в покер с этим человеком и его приятелями. Деревенщина со стрижкой «под горшок», руками-лопатами и косолапой походкой. Тем не менее он хватко держался за свой револьвер в откинутой кобуре.
— Мистер, шутки в сторону! Я проиграл вам кучу денег, и вы обещали, что дадите мне шанс отыграться.
— Мистер Кингстон, — вмешалась Ласточка с едкой иронией, — следует держать слово. Возвращайтесь к стрижке овец.
Пирс следил за ней, пока она не скрылась из виду, переживая свое поражение. Нечего было и мечтать о будущем с этой девушкой. Если она не могла принять даже того, что он вынужден зарабатывать на жизнь азартными играми, то страшно представить ее реакцию на темные секреты в его происхождении. Она рвалась в Луизиану, а он бежал оттуда. У них не было ничего общего. Они не могли построить совместную жизнь.
Совместную жизнь? Он что же, потерял рассудок? Он собирался отослать эту мошенницу к отцу сразу после рождения ребенка — и дело с концом. Пирс чувствовал себя смертельно уставшим от упорных попыток Ласточки выставить его негодяем. Если бы она только знала, что его уже унизили и оскорбили на десять жизней вперед, то скорее всего пожалела бы.
— Ну так что? Идете вы или нет?
— Приду, но позже. Мне надо разобраться с вещами поважнее, и притом раз и навсегда.
Глава 20
Дверь была такой узкой, что кринолин застрял. Жоржетта и не подумала поправить его — наоборот, она гневно рванула подол в надежде, что тот порвется и тем самым одно из дорогих платьев, купленных на деньги мужа, будет испорчено. Увы, ткань выдержала.
В каюте она первым делом с раздражением начала расстегивать пуговки на спине. Ее мысли при этом тоже были резкими и гневными.
И она еще переживала, что этот человек не желает обращаться с ней, как с женой, как с матерью своего ребенка — то есть с должным уважением! Он не желает принимать в расчет чувства других, иначе совесть не позволила бы ему наживаться на их слабостях!
Изгибаясь, чтобы добраться до недоступных пуговок, Жоржетта ненароком глянула на полку — и тотчас уловила аромат еды. В простой миске было тушеное мясо с овощами, рядом лежал ломоть хлеба и стоял стакан холодного молока. Только теперь Жоржетта поняла, что проголодалась, до этого она и не думала о еде.
Зато Пирс подумал.
Ну как тут сердиться и дальше? Ведь в конечном счете он всегда предугадывал ее желания еще до того, как они были высказаны. Правда, не все. Например, он не желал ее прощать. Он жалел ее, но не понимал. И уж точно не любил. Если бы любил, то охотно согласился бы продолжать поиски ее отца.
Жоржетта вздохнула, подошла к столу и взяла ломоть хлеба. В этот момент дверь с треском распахнулась. Она выронила хлеб и в страхе повернулась.
Это был не один из старательской братии, это был Пирс. Но глаза его так яростно сверкали, что Жоржетта испугалась еще больше.
— Я пришел выяснить наши отношения раз и навсегда! — заявил он, громко захлопнул дверь и начал приближаться. — С меня довольно этой мешанины из лжи и оскорблений!
Вид его вблизи был страшен, и девушка непроизвольно отшатнулась, прижавшись к стене. В два шага он подошел вплотную и угрожающе навис над ней:
— Ты никогда не видела меня за картами, так какого черта ты постоянно пытаешься выставить меня шулером?
Что ж, это был хороший вопрос. В глубине души Жоржетта знала, что не права, но врожденное упрямство не позволило признаться в этом.
— Вывод напрашивается сам собой! — с вызовом ответила она. — Если бы ты играл честно, то проигрывал бы хоть иногда. Или ты продал душу дьяволу за удачу?
— Проигрывает тот, кто плохо играет, — отрезал Пирс, — а я отличный игрок! Что до того, что я продал душу, будь это так, все было бы при мне — и лошадь, и такая Ласточка, какую я выдумал.
— Значит, ты не продавал душу? В таком случае ты должен был бы проиграться хоть раз. Я что-то о таком не слыхала!
