Блайт Гиффорд - Охотник на ведьм (ЛП)
Страшась или надеясь?
Она была предельно осторожна и, чтобы не попадаться никому на глаза, шла только в темноте, когда весь честной народ расходился по домам и прятался за закрытыми дверями от ужасов ночи. От зловещего уханья сов. От голодного визга диких кошек.
От призраков, вылезших из преисподней.
Сама Маргрет, после всего пережитого, больше не боялась Сатаны. Только людей, которые с ним сражались.
И она пряталась, не останавливаясь даже затем, чтобы попросить еды, а сбереженные ею монеты мертвым грузом лежали в поясном мешочке. Питалась завядшими ягодами, оставшимися кое-где на ветвях кустов. Она надеялась, что после первого дня желудок ее сжалится и замолчит, поскольку постоянное ощущение голода отнимало силы, но этого, увы, не произошло.
Один раз, около Селкерка, какая-то женщина наткнулась на нее, пока она спала, и, пожалев, накормила овсяными лепешками и напоила элем, после чего Маргрет стала ложиться спать подальше от дороги, чтобы никто больше ее не увидел.
Подгоняла ее вперед жажда мести.
У нее была только одна цель: призвать своего кузена к ответу за смерть матери. Все остальное перестало иметь значение. Она хотела увидеть, как он страдает, как унижается, вымаливая прощение. А после вонзить в его холодное сердце шило и смотреть, как он умирает.
И пусть вместо того, чтобы сжечь за колдовство, ее повесят за убийство. Она умрет удовлетворенная и, по крайней мере, за то преступление, которое действительно совершила.
Она остановилась на улице среди непривычной, окутанной туманом толчеи, чтобы сделать передышку.
Люди. До чего же здесь многолюдно.
Живя в уединении в деревне, она позабыла о том, каково это: когда вокруг снуют по улицам люди, даже не глядя в твою сторону. Люди, которые не знают тебя и которым нет до тебя никакого дела.
Какой-то торопыга врезался в нее и на ходу, не оглядываясь, пробормотал извинения. Укутанная в истрепавшуюся шаль, одетая в мокрое, поблекшее платье, она перестала быть женщиной, которая стоит какого-либо внимания.
И все же рисковать было нельзя. Она поплотнее запахнулась в шаль и, пряча глаза, опустила взгляд на мощеную мостовую. Ее не должны поймать.
Не сейчас.
***
Александр доехал до Селкерка, затем повернул на Эдинбург, двигаясь медленно, то и дело возвращаясь назад, останавливаясь при малейшем шорохе в придорожных кустах, расспрашивая редких путников, не встречалась ли им женщина, путешествующая одна. Он был уверен, что вот-вот нагонит ее.
Маргрет на много часов опережала его, но она шла пешком. Она не могла исчезнуть.
Однако ноябрьские дороги как назло оставались холодными и пустыми, и в Эдинбург он прибыл только через три дня, ненамного раньше, чем если бы шел пешком.
Он был так уверен, что успеет найти ее на дороге. Искать в городе будет сложнее. А времени на поиски осталось совсем мало.
***
К полудню Маргрет добралась до узкого переулка, где жила когда-то, и остановилась на безопасном расстоянии, глядя на свой бывший дом.
Туман размывал углы здания, отчего оно стало похожим на сон наяву. В три этажа высотой, выстроенное из камня, оно казалось огромным как Холирудский дворец по сравнению с теми двумя комнатами, которые они с матерью делили в последние месяцы. Неужто она и вправду жила здесь ребенком, в своем безопасном уютном мирке?
Или это тоже был сон?
Сладостные воспоминания поблекли.
Сквозь туман пробивалось мерцание свечей, горящих на втором этаже. По переулку распространился аромат тушеного с луком цыпленка. Кузена ждала сытная трапеза.
В животе у Маргрет заурчало. Пригласит ли он ее за стол, когда она появится? Накормит ли ужином, пока слуга по его приказанию отправится за констеблем, чтобы ее забрали в тюрьму?
Шило тяжелым грузом лежало в ее узелке с вещами. Острая игла проделала в ткани маленькую дыру.
В груди кузена она пробьет дырку побольше.
***
Сперва Александр отправился к Форбсу и, не присаживаясь, потребовал рассказать обо всем, что произошло со времени их последнего разговора.
Первые новости были неутешительными.
— Вчера совет назначил еще четырнадцать Комиссий в Аймут, Ист-Лотиан, Файф, Форфар…
Он перечислял города и области, и каждое название было смертным приговором неисчислимому множеству невиновных.
— Разве вы им не объяснили? Разве не рассказали про Скоби?
— Ты, похоже, плохо меня слушал. Вина Скоби еще не доказательство чьей-либо невиновности.
— А Кирктон? — Неужто проклятое письмо дошло-таки до адресатов затем, чтобы перечеркнуть все, что он сделал ради спасения Бесси Уилсон и Элен Симберд?
Форбс похлопал его по плечу.
— Будь покоен. Я объяснил, что дело уже завершено, и посылать туда Комиссию незачем. Убедить их было нетрудно. Похоже, этого вашего Оксборо в совете недолюбливают.
Неудивительно, что он так рвался проявить себя защитником своих владений. И сосватать дочери хорошего жениха.
— Но есть и хорошие новости, — продолжал Форбс. — Скоби теперь сидит в той же самой тюрьме, где томились его жертвы, и ждет суда, хотя об этом пока что мало кому известно. Как ты и предполагал, он носил свидетельство своего вероломства при себе, так что ему, вне всяких сомнений, конец.
Маргрет будет рада.
Выражение его лица, должно быть, заметно переменилось, поскольку Форбс, взглянув на него, вопросительно поднял брови.
— Но на самом деле ты хотел узнать вовсе не это. Сядь. Расскажи мне все остальное.
— Расскажу, но сейчас у меня мало времени. — Если она добралась до города раньше него, то времени у него нет совсем.
***
Старый Ангус, который отворил дверь, когда Маргрет постучала, даже не удосужился посмотреть на ее лицо, только мельком взглянул на ее потрепанную одежду.
— Мы подаем милостыню у церкви.
Дверь начала закрываться, но она успела просунуть в щель ногу и, когда слуга, нахмурившись, поднял лицо, откинула промокшую шаль.
Он вытаращил глаза.
— А теперь, — заговорила она тихо, но настойчиво, — я ведь не ошибусь, предположив, что в данный момент мой кузен вкушает свой прекрасный ужин в столовой? Уверена, он с радостью пригласит меня за стол.
Не дожидаясь, пока ее проводят, она переступила через порог.
Обстановка дома окружила ее, пока она взбиралась по скрипучей лестнице на второй этаж. Окна в свинцовой оправе, тяжелые балки под потолком излучали уют и тепло, как шерстяное одеяло.
