Джейн Фэйзер - Фиалка
— Гуляет по Лондону, Боже ты мой! А я-то думал, что твой братец все это время был на Полуострове.
Он уронил письмо на стол возле тарелки своей супруги и покосился на расставленные на буфете блюда.
— Сколько раз я говорил этой чертовой кухарке, что люблю хорошо поджаренный бекон, с хрустящей корочкой! Посмотри только на это!
Он подцепил вилкой ломтик бекона.
— Белый и непрожаренный, как свиное брюхо! Люси Фортескью покраснела, всплеснула руками и вскочила:
— Прости, Гарет. Я не заметила. Позвонить Уэбстеру и попросить, чтобы принесли другой?
— Нет, не стоит беспокоиться. — Ее муж плюхнулся на стул, лицо его исказилось гримасой отвращения.
— Меня устроит и филе.
Люси колебалась, в ней боролись два желания; поскорее прочесть письмо брата и успокоить мужа в столь критическую минуту. Достаточно было взглянуть на Гарета, чтобы по его набрякшим векам и отнюдь не цветущему виду понять, что сегодня утром у него состояние не из лучших. Она не имела представления о том, где он провел вчерашний вечер, а возможно, и ночь. Не в своей постели и уж, конечно, не в ее. Ей вовсе не доставляло удовольствия то, что происходило на их брачном ложе, но этот малоприятный ритуал худо-бедно помогал сохранить брак, и, значит, муж не должен был так часто оставлять ее на ночь в одиночестве.
Она вздохнула, потом снова покраснела, испугавшись, что он услышал ее вздох. Гарет не выносил, когда она хандрила. В ее несчастном виде он усматривал желание упрекнуть его, дать понять всем окружающим, как печален ее жребий.
И то и другое было верно. Но Люси быстро распрощалась со своими мятежными поползновениями, потому что ее мать твердила снова и снова, что святая обязанность жены — во всем поддерживать мужа, не задавать лишних вопросов, повиноваться и с радостью принимать любой предлагаемый им образ жизни. И Джулиан, после смерти их отца — единственный мужчина, с мнением которого она готова была считаться, явно разделял такую точку зрения. Кроме того, он с самого начала был так настроен против ее брака, что она и не могла бы претендовать на его сочувствие, хотя, конечно, брак с сэром Гаретом Фортескью сильно обманул ее ожидания.
Да, выносить все это было весьма тяжело. Она снова почти беззвучно вздохнула. Трудно было в восемнадцать лет и всего только после десяти месяцев замужества день за днем и ночь за ночью коротать в одиночестве. Муж ее продолжал вести такой же образ жизни, как и до женитьбы, и поддерживал отношения и связи, возникшие у него до брака, будто и не стоял с ней у алтаря.
— Ну?
Она виновато подняла глаза в ответ на резко прозвучавший вопрос и увидела хмурого Гарета, державшего в руке кружку с элем.
— Прошу прощения, Гарет.
— Так что там пишет твой братец? — спросил он нетерпеливо.
— Я еще не читала.
Она одарила его робкой улыбкой и сорвала печать с письма.
— О, — снова сказала она. Письмо оказалось столь же кратким и сжатым, как и все послания ее брата, и ей понадобилось всего полминуты, чтобы ознакомиться с его содержанием.
— Джулиан пишет, что пробудет в Англии несколько месяцев. Он должен выполнить какие-то поручения герцога Веллингтона в Хорсгардсе и Вестминстере, а лето он собирается провести в Тригартане.
— Боже мой! Зачем? Он что, откупился от службы в армии? В чем там дело?
— Нет, я не думаю, — возразила Люси, хмурясь. — Но он говорит в своем письме, что приехал не один… что с ним… какая-то испанская дама.
Она подняла на него глаза в полном недоумении.
— Говорит, что чем-то обязан ее отцу и что тот, когда лежал на смертном одре, попросил Джулиана взять его дочь под свое покровительство и помочь ей войти в английское общество. Похоже, что у нее какие-то корнуолльские связи и что она надеется их восстановить.
Ее голубые, как китайский фарфор, глаза становились все больше по мере того, как росло ее недоумение.
— Не похоже на Джулиана, правда?
Гарет коротко хохотнул.
— Не будь это Сент-Саймон, я сказал бы, что он привез себе с войны девицу легкого поведения, но он такой чопорный, так печется о приличиях, что никогда не опозорил бы священную землю Тригартана внебрачной связью.
Люси покраснела как маков цвет и судорожно отхлебнула глоток чаю, чуть не задохнувшись, когда раскаленная жидкость обожгла ей горло.
— Не будь такой дурочкой. Люси, — сказал Гарет беззлобно. — Ты ведь кое-что знаешь о жизни, дорогая. Ты все-таки замужняя дама, а не девственница. В жилах Сент-Саймона — такая же красная кровь, как и у прочих представителей сильного пола. Просто он щепетилен насчет того, где и когда предаваться утехам, естественным и необходимым для мужчины.
— Да… да, наверное, ты прав. — Люси поспешно оттолкнула свой стул и встала. — Если ты позволишь, я тебя покину, Гарет, мне нужно обсудить меню с кухаркой.
Она торопливо вышла из комнаты, предоставив мужу размышлять о том, что, если бы Сент-Саймон не был таким пуританином, возможно, Люси была бы гораздо более веселой компанией и в постели, и вне ее. Брат, бывший десятью годами старше, все семь лет перед ее замужеством оставался ее опекуном, и его мнение о том, что пристало девице, носящей имя Сент-Саймонов, было чертовски строгим.
Право же, это было обидно. Гарет снова наполнил кружку элем, с облегчением чувствуя, что с каждым глотком похмелье проходит. Люси была премилой и прехорошенькой крошкой, и он находил ее нежные и женственные округлости весьма привлекательными, но она и понятия не имела о том, как доставить мужчине удовольствие. Потому не было ничего удивительного в том, что он продолжал срывать цветы удовольствия, где и когда только ему представлялся случай.
Внезапно он нахмурился, припоминая вчерашний вечер, смутно вырисовывавшийся сквозь винные пары. Марджори снова его пилила. Она требовала все больше и больше. Она предъявляла претензии по поводу подаренного им бриллиантового браслета; мол, камни в нем были не чистой воды… А кроме того, ее новая портниха не умела шить и поэтому чрезвычайно важно, чтобы… Деньги… Что для нее значили деньги? Ведь он любил ее по-настоящему… И разве она не сделала его счастливым? Больше, чем заслуживает любой мужчина?..
Гарет поерзал на стуле, со знакомой болью вспоминая, каким счастливым могла сделать мужчину Марджори. Но она требовала слишком больших затрат и с каждым днем все поднимала цену.
Он оглядел изящно обставленную гостиную прекрасного сассекского дома, из окон которой видна была гладкая великолепная зеленая лужайка. К тому времени, когда он собрался жениться на Люси Сент-Саймон, его фамильное гнездо было на грани разрушения — все шло прахом. Но ее приданое помогло выйти из затруднительного положения, и именно оно дало Гарету возможность баловать Марджори и потакать ее дорогим капризам и потворствовать привычке сорить деньгами… Если резюмировать, женитьба на Люси позволила ему иметь собственные, достаточно дорогие прихоти.
