Эмма Уайлдс - Искушение герцогини
При других обстоятельствах Роберт бы только посмеялся, если бы его не причислили к благовоспитанной мужской половине семьи. Но сейчас ему было не до смеха.
Леди Марстон выражалась предельно ясно. Для молодой девушки из хорошей семьи любые отношения с ним будут верхом неприличия. И хотя это была правда, легче от этого не становилось. Роберт не мог защитить себя, и, что хуже, леди Марстон это понимала.
В конце концов, он решил сдаться.
— Мои братья прекрасные люди, хотя мое мнение может быть и предвзятым. — Роберт надеялся, его ответ не был слишком грубым.
— И они тоже высоко о вас отзываются, — ответила Ребекка, одарив мать уничтожающим взглядом.
— Надеюсь. — Роберт улыбнулся попытке Ребекки встать на его защиту.
— Верно, зачастую члены семьи не замечают недостатков своих родственников. — Леди Марстон пристально посмотрела на него, а Ребекка не сумела сдержаться и еле слышно ахнула.
Роберт не питал никаких иллюзий относительно своего приема в этом доме, однако ожидал чуть больше вежливости.
— Да, но они знают друг друга лучше, чем кто-либо другой. Слишком часто общественное мнение и истинное положение вещей не совпадают, — ровным голосом заметил Роберт.
— Правда, — быстро согласилась Ребекка. Слишком уж быстро.
— Возможно, в некоторых случаях. — Вид у леди Марстон был по-прежнему невозмутимый. — Но все слухи на чем-то основаны.
Роберт подавил желание оглянуться на дверь. Где Дэмиена черти носят?
Сейчас, сидя так близко к Ребекке, он мог думать лишь о нежном изгибе ее губ и о том, как было хорошо целовать ее, чувствовать легкое пожатие ее руки, аромат волос, и когда Роберт посмотрел девушке в глаза, у него не осталось сомнений, что она тоже все помнит.
Очевидно, это не укрылось от ее матери.
Неискушенность Ребекки одновременно приводила в замешательство и умиляла. Многие дамы, с которыми имел дело Роберт, не переставали кокетничать даже под носом у мужей. Черт возьми, и он тоже не стеснялся и отвечал тем же. Другие были опытными вдовами или содержанками, как скандально известная леди Ротбург, написавшая пособие по соблазнению собственного мужа или что-то в этом роде. Роберт не был завсегдатаем публичных домов, не содержал любовниц, но никогда у него не было недостатка в женском обществе.
Соблазнение было искусством. Он изучал его, совершенствовал, но теперь все это утратило всякий смысл в напряженной атмосфере гостиной рядом с бесхитростной молодой девушкой, заслуживавшей комплиментов, красивых слов и романтических поступков.
Дэмиен был прав: возможно, Роберт мог соблазнить Ребекку — ему вспомнилось ее предложение тайно встретиться в Ролтвене, — но только он упустил свой шанс и теперь вряд ли сможет снова остаться с ней наедине. Кроме того, эта мысль была ему неприятна. Одно дело нанести ей визит в гостиной ее родителей, но скомпрометировать дочь сэра Бенедикта Марстона означало прямой путь в церковь и все, что этому сопутствовало. И вообще, почему он вдруг снова начал об этом думать именно сейчас?
К огромному облегчению Роберта, наконец, вернулся Дэмиен, и они поспешно распрощались. Когда они снова сели в экипаж, Роберт сухо заметил:
— Не хотелось бы подвергать критике твою легендарную хитрость, но это была катастрофа.
— Почему? — Дэмиен невозмутимо расположился на сиденье напротив брата. — Теряешь навык? Прекрасная Ребекка больше тобой не интересуется? Могу поклясться, после того нежного поцелуя…
— Ты следил за нами? — перебил Роберт, внезапно рассердившись.
— Не нарочно, угрюмый глупец. Я стоял у дома в темноте, а вы были в освещенной комнате. Даже сквозь шторы было видно, что происходит. Не говоря уж о выражении ее лица, когда она вышла ко мне, и я проводил ее в дом. Эту мечтательную улыбку ни с чем не спутаешь.
— Ты делаешь все, чтобы заставить меня чувствовать себя виноватым. — Роберт беспокойно поерзал на сиденье. — Ничего не выйдет.
— Напротив, это уже сработало. Боже, Роберт, почему ты такой непонятливый? Все бросались в твой объятия, стоило тебе только пальцем поманить, а тут тебе раз в жизни придется постараться, чтобы добиться своего. Не понимаю, что тут такого ужасного. Прекрасная леди уже завоевана. Тебе лишь остается убедить ее родителей в честности своих намерений.
— Так это все? — передразнил Роберт. — Нескрываемая уверенность леди Марстон в отсутствий у меня всякой нравственности представляет большую проблему. Она не могла яснее дать мне понять, что я негодяй, не заслуживающий руки ее дочери.
— И что с того? Тебе придется постараться. Разве прелестная Ребекка этого не достойна?
— Тебе легко давать советы, не будучи на моем месте. — Роберт испытывал двойственное чувство: негодование, смешанное с чем-то новым, неизведанным. И он боялся размышлять об этом. — Слушай, Дэмиен, ее мысли, желания и то, что я на самом деле собой представляю, — это совершенно разные вещи, — наконец сказал он. — В одном ты прав. Женщины любят повесу Роберта Нортфилда. Но моя истинная сущность их не интересует. Я люблю музыку. Я люблю проводить вечера дома в одиночестве. Я обожаю свою бабушку и захожу к друзьям моего отца просто потому, что они мне нравятся. Скорее всего, Ребекка видит лишь ту часть меня, которая представлена в обществе. Мне не очень по душе такой Роберт Нортфилд, но женщины его любят.
— Значит, ты опасаешься, будто она увлечена лишь повесой, а не тобой настоящим?
Роберт совершенно растерялся. Прежде ему никогда не приходилось разбираться в своих чувствах, когда впереди маячила перспектива чего-то постоянного.
— Не знаю.
— Прошу тебя, ты должен отдать ей должное: она намного более проницательна. Она вполне способна отделить человека, играющего на виолончели так, как играют гениальные музыканты, от распутника, который лишь время от времени проявляет крупицы чувствительности.
У Дэмиена все выходило так просто, когда на самом деле все обстояло наоборот. Роберт приподнял бровь и с циничным видом переспросил:
— Крупицы?
— Я сказал «время от времени», — терпеливо повторил Дэмиен, ничуть не смутившись от резкого тона брата. — Откровенно говоря, из нас троих самый чувствительный — это ты. Колтон ищет успокоения в работе, я нахожу его в войне и тайных заговорах, а ты — в объятиях прекрасных женщин. Я не хочу притворяться философом, но, по крайней мере, ты выбрал удовольствие и человеческое общение. Ну же, братец, пожалуйста, объясни мне, почему ты не можешь влюбиться в столь же чувствительную молодую женщину и обрести счастье в ее объятиях? Ясно ведь, что смена любовниц не пошла тебе на пользу.
