Дженнифер Эшли - Без ума от любви
— Потому-то ему нужен я и моя проклятая беспокойная память.
— Нет. Потому что он любит тебя.
Эта женщина была невероятно наивна. Она бывала, она видела все в лондонских трущобах, испытала бедность и отчаяние, и все равно она искала хорошее в братьях Маккензи. В это трудно было поверить.
— Харт бессердечен, — сказал Йен. — Я говорил тебе, что я не способен любить. Как и он, но его это не беспокоит так, как беспокоит меня. Он сделает все, что следует сделать, даже если это смертельно опасно, даже если один из его братьев должен заплатить за все.
Бет покачала головой, темные волосы блеснули в луче света.
— Ты наверняка ошибаешься.
Йен невесело рассмеялся.
— Мы все совершенно не умеем любить, Бет. Я говорил тебе, мы разрушаем все, к чему прикасаемся.
— Йен, за эти пять лет неужели ты никогда не забывал то, что видел, никогда ясно не представлял себе случившееся, при этом не думая о Харте? Ты не мог бы представить, что там вообще не было Харта, и подумать, кто еще мог совершить убийство?
— Конечно, представлял, — с раздражением сказал Йен, проведя рукой по волосам. — Я проигрывал каждый вариант, каждое предположение с начала до конца. Я думал об остальных мужчинах, находившихся там, о миссис Палмер, о других женщинах, о каком-то человеке, тайком пробравшемся в дом. Я даже волновался, думая, что это мог быть я и я просто забыл об этом.
— А как же Лили Мартин? Почему ты прятал ее на Ковент-Гардене?
— Она смотрела в комнату, наблюдая за Хартом и Салли. Она поклялась мне, что не видела, чтобы Харт ударил ее ножом, но я не был уверен, что она не лжет. Я не мог рисковать, она могла рассказать полиции, поэтому я велел Керри увезти ее из дома до приезда полиции. Но я плохо спрятал ее.
— И ты думаешь, что несколько недель спустя Харт нашел и убил ее?
Бет снова отошла от него.
— Боже мой, как все запутано!..
— Ничего подобного не должно было произойти. Если бы только Феллоуз перестал совать нос не в свое дело, мы смогли бы во всем разобраться.
— Нет, не сможете. — Бет снова подошла к нему. — Это разрывает твое сердце. Это разрывает сердце Харта и остальных членов семьи. Все, что ты говоришь, абсолютно разумно, но есть и другое объяснение. Харт полагает, что это сделал ты. Поэтому он и выбежал из дома, он искал тебя, хотел убедиться в том, что ты уже ушел, и покончить с этим. И для него, очевидно, было страшным ударом узнать, что ты все еще находился в доме, когда умерла Салли.
Йен задумался, и на секунду их взгляды встретились. Он любил ее глаза, такие синие. Он мог бы утонуть в них.
Он отвел глаза.
— Потому что он верит, что я сумасшедший? Он действительно верит, но ты ошибаешься.
— Почему вы, Маккензи, так чертовски упрямы? Убийца вошел и заколол ножом Салли в то время, когда Харт находился со своим камердинером. И каким бы жестоким ни был Харт, кто-то оказался еще более жестоким.
Воспоминания нахлынули на него, быстрые и четкие, воспоминания, которые он отгонял от себя два десятилетия. Ему виделся образ Харта, сжимавшего горло Салли, а на него накладывались изображения других мужчины и женщины.
— Я думаю, что это Харт, потому что он, Бет, так похож на моего отца.
— Твоего волосатого отца? Харт напоминает его, но…
Он уже не слышал ее. В нем проснулся ужас, охвативший девятилетнего Йена, воспоминания того, как он, скорчившись, прятался под столом в кабинете отца, когда вошли его родители. Они, как всегда, кричали друг на друга и на Йена, который должен быть наказан.
Он смотрел, как мать набросилась на отца, вцепившись в него ногтями, а отец стал ее душить. Герцог сжал ее и тряс, тряс, пока она не обмякла.
Красавица мать Йена лежала на полу неподвижной грудой, а его отец стоял над ней, опустив руки, бледный от ужаса.
Затем наступила страшная минута, когда отец заглянул за стол и увидел Йена. У него от страха ослабели руки и ноги, когда отец бросился к нему, схватил его и начал трясти так, как перед этим тряс мать Йена.
«Ты никому не скажешь! Ты меня понимаешь? Она поскользнулась и упала, вот как это произошло. Ты должен солгать, понимаешь?»
Йена заперли в его комнате, а на следующее утро посадили в карету и отвезли в Лондон, в суд, где его признали безумным. Он провел в частном сумасшедшем доме недели две, прежде чем понял, что ему запрещено вернуться домой. Бет коснулась ладонью его лица.
— Йен?
— Он убил ее, — сказал Йен. — Он не хотел. Но у него бывали приступы гнева, как у меня.
— Ты говоришь о Харте?
Йен покачал головой.
— Мой отец. Он убил мою мать, сломал ей шею собственными руками. А всем говорил, что она поскользнулась на ковре, упала и умерла. Мои братья не верили в это, но они не могли расспросить меня. Меня объявили сумасшедшим, посадили под замок, и не было никого, кто бы поверил мне, если бы я сказал, что видел, что сделал мой отец.
Бет обняла его за талию и прижалась головой к его груди.
— О, Йен, как мне жаль…
Йен придержал ее на минуту, ее тепло успокаивало его. Глубоко в его груди затаился страх, что наступит день, когда он, как и его отец, потеряет разум и, взяв за горло женщину, которую любит, убьет ее, не совладав с собой. Бет доверяла ему, и Йен умер бы, если бы причинил ей боль.
Бет подняла голову, слезы блестели на ее ресницах, он поцеловал ее в лоб.
— Харт жесток, таким был и отец. Но у него не бывает приступов гнева.
— А я все же думаю, ты не прав. После смерти Салли Харт отправил тебя в Шотландию, чтобы защитить тебя, а не просто заставить молчать.
Йен с усилием взглянул на потолок, затем взял Бет за плечи и толкнул ее на высокую кровать.
— Я могу защитить тебя от Харта лишь в том случае, если ты перестанешь участвовать в этом деле. Забудь о Хай-Холборне и об инспекторе Феллоузе. Он сломает тебя, чтобы добиться своего, так же поступит и Харт.
Она с душевной болью посмотрела на него.
— Ты хочешь, чтобы я провела всю оставшуюся жизнь, глядя на твои страдания? Верила, что твой брат убил женщину? Не лучше ли выяснить, что в действительности произошло?
— Нет.
Ее глаза наполнились слезами, и она отвернулась, чтобы избежать его взгляда.
— Я хочу тебе помочь.
— Если хочешь мне помочь, прекрати всякое общение с Феллоузом и не пытайся узнать, что произошло. Обещай мне.
Она помолчала, затем вздохнула.
— Миссис Баррингтон всегда говорила мне, что любопытство мой неисправимый грех.
— Со мной ты будешь в безопасности. Обещаю тебе, моя Бет.
— Очень хорошо, — прошептала она, — я больше не буду.
Он, наконец, расслабился, заключил Бет в объятия и прижал к себе.
