Карен Хокинс - Ты лишила меня сна
На самом деле Триона встала еще раньше. Она проснулась с рассветом, замерзшая и одинокая, тоскуя по теплому обнаженному телу Хью. Каждое утро, еще полусонную, ее пробуждали жаркие ласки мужа.
Но она скучала не только по их любовным объятиям. За последние несколько недель он стал частью ее жизни. Она наслаждалась их разговорами за завтраком до пробуждения девочек. Они рассказывали друг другу о своем детстве и надеждах, а иногда просто болтали о пустяках. Это было приятным дополнением к их физической близости.
Если бы только она могла убедить Хью позволить ей проявлять свою страсть не только в постели… Но после их ссоры он вряд ли станет обсуждать с ней эту скользкую тему.
Что еще хуже, она начинала осознавать, что его поведение сказывалось и на дочках. Они противились ей не только потому, что их раздражало ее появление в их доме, но и потому, что чувствовали нежелание отца подпустить ее ближе, и их пугало возможное влияние Трионы на него. Если бы только они знали правду! Ведь она не имеет на него вообще никакого влияния. Ей не удается вовлечь его ни в какие иные отношения, кроме физической близости! К тому же, судя по всему, она обладала сомнительным талантом доводить его до бешенства, до точки кипения.
Она потерла руки, ощутив внезапное беспокойство. С тех пор как Хью уехал, эти мысли приходили снова и снова. То, что она осталась одна в этом огромном доме и сокрушалась по поводу своих последних слов, обращенных к мужу, начинало сказываться на ее настроении, ей было нелегко. Надо было сообразить, чем занять себя, что придумать, чтобы находиться в напряжении с утра и до того момента, когда солнце скроется за горизонтом и огромный дом внезапно покажется еще более пустым, а она почувствует себя усталой до изнеможения.
— Будут ли еще какие-нибудь указания, миледи? — спросила домоправительница.
— Миссис Уоллис, сколько лет вы работаете у лорда Хью?
— Уже пятнадцать, — ответила та с гордостью.
— Значит, вы очень хорошо знаете Маклейнов.
Серые глаза миссис Уоллис бестрепетно и твердо встретили ее взгляд:
— Да. Достаточно хорошо, чтобы знать, при каких обстоятельствах один из них вспылит.
— Ну, этот момент трудно не заметить, — сухо возразила Триона.
— А почему вы поинтересовались?
— Потому что подумываю кое-что изменить здесь. Конечно, ничего радикального. Просто мне было бы приятно добавить что-нибудь в Гилмертоне от себя. — «До того как я отсюда уеду».
— Хорошая мысль. А что вы предлагаете?
— Мне хотелось бы удивить его светлость, как-то улучшив обстановку. Но здесь все так хорошо налажено, что, право, трудно придумать, какие усовершенствования можно внести.
Миссис Уоллис просияла:
— Благодарю вас, миледи. Я не знаю, что предложите вы, но я уже давно думаю, что, может быть, имеет смысл переставить мебель. Если она долго стоит на одном месте и в определенном порядке, то люди ходят по комнате всегда привычным путем, а от этого пол портится.
— Прекрасная мысль. Может быть, мы займемся этим после ленча…
Послышался громкий стук в дверь, и Лайам пошел открывать.
Бабушка, одетая в свой лучший воскресный наряд, в платье цвета лаванды и серый плащ благородного мягкого оттенка, вплыла в комнату. Ее седые локоны прятались под самым огромным чепцом с цветами, какой только Трионе приходилось видеть в жизни. Опираясь на трость, она оглядывала Триону с головы до ног.
— Ну? Не желаешь ли предложить чашечку чаю? Я ехала сюда добрый час, и у меня все во рту пересохло от жажды.
Миссис Уоллис низко присела в реверансе:
— Я сейчас же принесу вам чаю. Кстати, миссис Херст, я сожалею, что не знала прежде, что вы и есть та самая Нора-целительница, а иначе поблагодарила бы вас за излечение моих крошек.
Бабушка заинтересованно подняла бровь:
— О! А кто они, ваши крошки?
— Мэри Уоллис и Клара Керкленд.
— Да, я припоминаю их обеих! Как поживают ваши прелестные дочери?
Миссис Уоллис вспыхнула от удовольствия. Она провела несколько минут, рассказывая Норе о них, потом поспешила, чтобы принести чай и лепешки.
— Не забудьте мармелад! — крикнула бабушка ей вслед. — Во время визитов к друзьям я люблю полакомиться. — Она бросила на Триону виноватый взгляд: — Не люблю заказывать его для себя. Он слишком дорогой.
Триона рассмеялась и обняла старушку.
— Как хорошо, что ты приехала!
— Я так и рассудила, что тебе понадобится излить душу. И я поспешила сесть в карету.
Бабушка снова подняла серебристую бровь, и Триона повела ее в гостиную.
— Кажется, эта мысль пришла мне в голову не случайно.
Триона вздохнула:
— Ты имеешь в виду ветер?
— Да. Это мог сделать только его светлость, и никто другой.
Бабушка устроилась на диванчике у камина и похлопала рукой по подушке рядом с собой:
— Иди сюда, дитя, и расскажи мне, что случилось.
И скоро Триона уже исповедовалась бабушке — она выложила ей все свои печали. Бабушка выслушала все, время от времени поражая внучку проницательными замечаниями и вопросами. Они замолчали, только когда миссис Уоллис внесла поднос с лепешками, мармеладом и чаем.
Наконец, выждав, когда удалится домоправительница, Триона закончила свой рассказ.
С минуту бабушка сидела, погрузившись в молчание, потом спросила:
— Вы оба вспылили?
— Я была так удручена.
— Понимаю.
Бабушка сделала шумный глоток из своей чашки:
— Девочка, чего ты ждешь от Маклейна?
— Чтобы он полностью принял меня в качестве жены.
— А! Ты жаждешь, чтобы он не только умом, но и сердцем участвовал в этом браке. — Она похлопала Триону по руке. — Ты хочешь, чтобы он любил тебя.
— Нет, нет, нет. Я думаю о другом.
А о чем, собственно, она мечтает? Чтобы он принял ее всерьез? Объяснился в любви?
Может быть, бабушка права? Она желала, чтобы он… сознавал обязательства по отношению к ней… и не только из чувства долга, но и по велению сердца. Могла ли она требовать этого?
— Полегче! Твоя головка лопнет, если ты будешь так напрягаться. Это не такой уж сложный вопрос. Из того, что ты сказала, явствует, что вы оба показали друг другу зубки. И потому каждый из вас обязан извиниться перед другим.
— Я боялась, что ты так и скажешь.
Бабушка снова похлопала ее по руке.
— Ах, девочка! Что в этом худого?
Взгляд ее блестящих глаз сцепился со взглядом Трионы.
— Скажи мне, потому что это важно, скажи мне… Ты его любишь?
«Господи! Что заставило бабушку задать такой вопрос?»
— Нет! Конечно, не люблю! Я хочу сказать… он мне небезразличен, но…
