Джулиана Грей - Неприступный герцог
Уоллингфорд остановился на середине кухни и огляделся.
— Вы ведь здесь, не так ли? — негромко произнес он. — Вас зовут синьора Морини, верно? Вы экономка. Я никогда вас не видел, как Абигайль никогда не видела Джакомо. Бог знает, почему так получилось. Но вы здесь, я это чувствую. Словно по шее пробегают мурашки.
В кухне было настолько тихо, что Уоллингфорд слышал собственное дыхание.
— Вы знаете, куда она уехала, верно? Вы знаете все.
Каблуки его сапог скрипнули, когда он повернулся.
— Я хочу… хочу спросить. Не скажете ли вы мне, куда она уехала? Я внезапно остался совсем один. Наверное, я должен торжествовать, но почему-то меня не покидает чувство, что… — Голос Уоллингфорда сорвался.
За окном возмущенно гоготали гуси, а мгновение спустя раздались ругательства, изрыгаемые Джакомо на мелодичном итальянском языке.
— Дело в том, что я люблю ее. Люблю так сильно, что совершенно лишился сна. Вы ведь знаете, какова она: точно фея, которую невозможно поймать. И все же я должен попытаться, потому что без нее мне нет жизни. — Уоллингфорд перевел дыхание и продолжал уже более спокойно: — Если знаете, куда она уехала, синьора Морини, вы должны сказать мне. Отыскать способ как-то мне сообщить. Я не сделаю ей ничего дурного, клянусь! Я посвящу всю свою жизнь тому, чтобы сделать ее счастливой, потому что…
В окно ворвался порыв ветра, от которого чайник закачался над огнем, издавая при этом ритмичное поскрипывание.
— Потому что она моя последняя надежда.
Слова Уоллингфорда с легкостью отскакивали от стен. Аромат остывающего хлеба дразнил его голодный желудок, напоминая о том, что он должен был пообедать еще час назад. А вместо обеда он, точно сумасшедший, нес сентиментальную чепуху посреди пустой кухни.
Уоллингфорд повернулся на каблуках, вышел из кухни и направился в столовую, где на огромном столе стоял обед, сервированный для одного человека.
Не успел Уоллингфорд расправиться с пирогом, начиненным артишоками, и выпить бокал вина, как дверь отворилась и в столовую проскользнула служанка, нервно поправляющая платок на голове и не решающаяся поднять взгляд.
— Вас зовут Мария, не так ли? — спросил Уоллингфорд, обрадовавшись при виде живого человека.
— Да, синьор герцог. — Служанка присела в реверансе, а потом протянула руку: — Записка, синьор.
Сердце Уоллингфорда учащенно забилось.
— Благодарю вас, Мария.
Он развернул записку неторопливо, потому что не хотел, чтобы было заметно, как сильно дрожат его пальцы. Мария стояла возле двери в ожидании ответа.
Уоллингфорду пришлось прочитать записку несколько раз, так как почерк было сложно разобрать. К тому же построение предложений было каким-то странным, словно английский язык не являлся родным для автора.
После этого герцог аккуратно свернул записку и убрал в нагрудный карман.
— Благодарю вас. — Он отложил в сторону салфетку и поднялся из-за стола. — В течение часа я должен покинуть замок. Скажите конюху, чтобы он оседлал моего коня. И еще, Мария…
— Да, синьор? — Служанка выглядела слегка напуганной и, казалось, не совсем понимала, что ей говорят.
— Передайте синьоре Морини мою искреннюю благодарность и скажите ей, что герцог Уоллингфорд приложит все силы, чтобы ее не разочаровать.
Глава 17
Сады Боргезе, Рим
Абигайль подала сестре большие защитные очки в кожаной оправе и помогла ей закрепить их на голове поверх развевающегося белого платка.
— Это так захватывающе, — сказала она, застегивая пряжку. — Хочу, чтоб ты знала: я поставила на тебя двадцать лир у букмекера в кафе при отеле.
— Где это, интересно, ты взяла двадцать лир? Ну правда, Финн, — обратилась Александра к мужчине, склонившемуся над капотом автомобиля. — Достаточно. Все эти люди знатоки своего дела. К тому же тебе давно пора быть у своей собственной машины.
Мистер Берк выпрямился. Выглядел он просто сногсшибательно — высокий, в длинном плаще, развевающемся вокруг его ног, и в остроконечном шлеме, скрывающем высокий лоб. Его собственные очки висели на шее, а на висках поблескивали крошечные капельки пота. Наверняка причиной тому была нестерпимая жара, окутывающая точно шерстяное одеяло. А еще беспокойство. Абигайль догадалась, что мистер Берк был вовсе не рад видеть свою возлюбленную Александру участвующей в гонках и составляющей конкуренцию ему и его обожаемому автомобилю.
Абигайль бросила взгляд на Уильяма Хартли — владельца их автомобиля, племянника покойного лорда Морли. Он тоже стоял рядом, удобно опершись о блестящий металл, и был на целый фут ниже и на целый фут толще своего рыжеволосого соперника. Словом, их даже сравнивать было нельзя.
— Ты уверена, что помнишь маршрут? — неодобрительно спросил Финеас Берк.
— Абсолютно уверена, — ответила Александра. — Вокруг садов, вниз к Колизею и назад мимо садов. Я вчера ездила по этой дороге. К тому же вдоль всего маршрута стоят указатели.
Мистер Берк смотрел на Александру минуту или две, и Абигайль показалось, что воздух между ними завибрировал от напряжения.
— Будь осторожна, — произнес он.
— Ты тоже, — прошептала Александра.
Финеас направился к своему автомобилю и внимательно оглядел его со всех сторон.
Абигайль несколько секунд с нежностью смотрела на Берка, подумав о том, как сильно своим суровым профилем напоминает Уоллингфорда. А еще она настолько остро чувствовала присутствие этого человека, что ни капли не удивилась, услышав за спиной его голос:
— Леди Морли.
На блестящий капот автомобиля Александры упала тень.
Абигайль повернулась:
— Святые небеса! Герцог!
— Уоллингфорд, — воскликнула Александра, — как вы здесь оказались?
Да, действительно, стоял рядом и сердито взирал на них с высоты своего роста посреди жаркого римского утра. На нем был серый костюм и шляпа канотье. Солнце отражалось в его темных глазах, окрашивая их в ярко-голубой цвет.
Абигайль открыла было рот, но не смогла издать ни звука.
— Могли бы мне сообщить, куда вы направляетесь, несносные глупышки, — ворчливо произнес Уоллингфорд.
— Почему это, позвольте спросить? — невозмутимо поинтересовалась Александра.
— Потому что я проснулся четыре дня назад и обнаружил, что оказался единственным постояльцем в этом проклятом замке, так как никто не удосужился сказать мне ни слова.
К Абигайль наконец вернулся дар речи:
— Мне ужасно жаль. Как там козы?
Уоллингфорд посмотрел на нее и процедил сквозь зубы: