Время дикой орхидеи - Фосселер Николь
21
Солнце сверкало на листьях кустов и деревьев, ярче высвечивая на фоне насыщенной зелени алую, белую, желтую и оранжевую краски цветов; даже мягкий сиреневый цвет гелиотропа выигрывал в силе. Мир был свежепромыт муссонными дождями последних месяцев.
– Ах Тонг! Привет! – кричала малышка Джо с лестницы на веранде, где она сидела с Картикой, и радостно махала рукой.
Ах Тонг выглянул из-за ветки, отяжелевшей от белых цветов, и, улыбаясь, помахал ей в ответ.
– Привет, Путри!
Джо, которую вся прислуга называла принцессой, радостно рассмеялась. Кричать людям «привет» и махать им рукой было для нее сейчас самым любимым занятием.
– Ах Тонг! Привет!
Если надо, могла повторять это хоть дюжину раз.
Гордон Финдли с шуршанием перелистывал газету «Стрейт таймс». Его ритуал, каким он за семейным чаем возвещал конец недели.
Один из четырех банков первым предприятием в городе ввел правило, по которому суббота была неполным рабочим днем, и выходные начинались уже с середины дня. Это правило быстро вошло в моду в Сингапуре. В конце концов на складах уже было не так много работы, как раньше, в сытные годы торговли; Финдли, Буассело и Бигелоу пришлось даже уволить несколько сотрудников.
– Это ужасно, – пробормотал он. – Я с трудом могу себе представить. Оказаться перед обугленными руинами и практически заново начинать все сначала.
Это была главная тема для разговоров в Сингапуре. Спустя чуть больше года после большого пожара, который превратил в мусор и пепел несколько складов, месяц назад снова разразился пожар на Баттери-роуд; дотла выгорели склады двух фирм.
– Никогда не знаешь, куда огонь перекинется, – поддакнул Пол. – Наш склад совсем рядом и к тому и к другому пожару. – Он отхлебнул глоток чаю. – При этом я нахожу подозрительным, что горело дважды приблизительно на одном и том же месте, с таким коротким промежутком во времени. Каждый раз в воскресенье утром. Если взять еще и пожар на Апер Серкелэ-роуд, то получится трижды в одном и том же квадрате. Попахивает умышленным поджогом! Как будто кто-то хотел нанести как можно больший ущерб. Как акт мести.
Георгина, склонившаяся над книгой, вскинула голову – большие темно-синие глаза так и воззрились на него. Его брови стянулись в тревожную линию:
– Что такое?
Ее щеки покрылись румянцем:
– Ничего. – И взялась за чашку; руки ее дрожали.
– А, ерунда. – Гордон Финдли скривился, отвергая предположение. – Склады снизу доверху забиты ящиками и мешками, такелажем, древесиной и пряностями. Тут достаточно одной искры, небольшого огня или опрокинутой лампы – и все горит как трут. И пока у нас нет приличной пожарной команды, которая в случае чего может быстро выехать… – Он шумно перелистнул страницу. – Поэтому я всегда напоминаю людям, чтоб были осторожны. Лучше лишний раз проявить чрезмерную бдительность, чем один раз недоглядеть.
– Мама! – С подпрыгивающими локонами Джо подбежала к Георгине и стала взбираться ей на колени. Георгина отложила книгу и взяла дочь на руки.
– Идем купаться, мама?
– Сейчас?
Джо горячо закивала, играя рюшами в вырезе материнской кебайи.
– Сейчас не получится. У тебя еще полный живот пирогов. – Георгина потыкала ей пальцем меж ребер, и Джо со смехом стала вертеться и ерзать. – Купаться пойдем попозже.
– Но мне жарко прямо сейчас!
Георгина сдула кудряшки с разгоряченного лобика:
– Так лучше?
Дочка сощурилась и замотала головой: нет! – и с надеждой повернулась к отцу:
– Папа? Пожалуйста!
Этим взглядом большущих глаз, этим сахарно-сладостным тоном она делала из его сердца комок теста, который месила своими ручками как угодно и лепила из него что хотела. Он бы привел ей в сад хоть слона, попроси она его об этом, или подался бы на поиски единорога; так было трудно сохранять вменяемость.
Он с улыбкой ей подмигнул:
– Что касается плавания, тут решения принимает мама.
Голова Джо повернулась в другую сторону, к деду, тот поднял брови и погрозил ей пальцем.
– О нет, маленькая леди. На меня и не надейся.
Джо опять с мольбой посмотрела на мать:
– Мама! Пожалуйста!
– Чуть позже, Жози-Рози. – Георгина поцеловала девочку в щеку. – Но мы пока могли бы погулять по саду. В тени. Прохладимся на ветру и посмотрим, не потребуется ли твоя помощь Ах Тонгу. Как ты на это смотришь?
– Даааа, – блаженно проверещала Джо и сползла с материнских колен.
Пол смотрел им вслед, когда они спускались по лестнице и шли по саду.
Они были из одного материала – мать и дочь, кожа у обеих одинаково золотистая, глаза Джо лишь чуть посветлее, локоны одного и того же оттенка; иногда они походили одна на другую жестами, мимикой, манерой речи.
В то время как Джо вприпрыжку неслась по траве, Георгина шла рядом, делая выпады, чтобы пощекотать ее в бок, на что девочка отзывалась радостным визгом и смехом. При ходьбе саронг Георгины облегал ее формы; после третьего ребенка она стала женственнее, чувственнее.
Среди самоуверенных и болтливых лондонских кузин и кузенов, выбравших себе партнеров того же склада и нарожавших на свет таких же детей, Георгина казалась пугающе тихой и робкой; сдержанная фиалка среди английских роз и элегантного шпорника. Она выделялась неловкостью и на фоне своей тетки, сребровласой Снежной королевы, которая столь же элегантно, сколь и уверенно держалась на паркете в избранном обществе, но сердце при этом имела все ж таки на правильном месте. Да к тому же совсем не столь безупречного мужа с громовым басом, который любил подчеркнуть сказанное им крепким похлопыванием по плечу.
В Лондоне Пол своими глазами увидел и осознал, что он причинил Георгине этой ссылкой. Какое горе, принудив ее выбирать между сыновьями и Сингапуром. Дэвид и Дункан оставили в ней пустоту, заполнить которую целиком одна Джо даже вместе с Сингапуром была не в состоянии. Эта рана и ему врезалась глубоко в плоть и зарастала очень медленно.
Он пытался замолить вину как только мог. Однако Георгина, казалось, после возвращения вела борьбу с самой собой, только с собой; больно было смотреть на это и ничего не предпринимать.
Временами он тоскливо мечтал о какой-нибудь другой женщине – которая была бы проще, с более веселым и легким характером. Которая облегчала бы, а не осложняла ему жизнь. Которая не была бы для него ни загадкой, ни вызовом. Хотя он знал, что Георгина давно вросла ему глубоко под кожу.
– Вот все и уладилось между вами, – сказал Гордон Финдли, словно угадав его мысли.
Пол растерянно посмотрел на тестя, тот не сводил глаз со страницы газеты.
– Было… – Гордон Финдли откашлялся; брови его подрагивали. – Было время, когда мне казалось, что я потерял Жозефину. Что наш брак больше не стоит ни цента и долго ему не протянуть. И поверь мне, по сравнению с моей Жозефиной Георгина – просто кроткий агнец.
Плечи Пола невольно дернулись под рубашкой и сюртуком; он не привык с кем бы то ни было говорить о таких интимных вещах, тем более со своим чопорным шотландским тестем.
– Такие женщины, как Жозефина, как Георгина… – Гордон Финдли неторопливо листал газету, – это женщины как бриллианты. Высококаратные. Они твердые и неподатливые, а грани их так остры, что можно поцарапаться до крови. А то и до кости. Они редки, и они драгоценны. Можно считать себя богатым мужчиной, если имел счастье знать такую женщину. Ради этого стоит потерпеть. Побороться.
Пол молчал, благодарный за эти слова. Но и почувствовал облегчение, когда тесть без перехода взял другой, деловой, трезвый тон.
– Когда я смотрю на такой прогресс телеграфа… Может быть, нам стоило бы переключиться на гуттаперчу? Кажется, потребность в ней дальше будет лишь нарастать.
– Да, – выдавил из себя Пол.
Его облегчение так же быстро рассеялось, как наступило. Он еще не набрался мужества признаться Гордону Финдли в своей большой ошибке.
