Кэтлин Гаррингтон - Навеки твоя
«Что ж, раз я уже здесь, то нужно воспользоваться таким благоприятным моментом и выяснить, как найти заклинание, разрушающее действие его чар», — решила Франсин.
Она осторожно провела пальцами по татуировке на его левой руке. Это была какая-то таинственная надпись.
— Что означают эти странные слова? — спросила она спокойным, бесстрастным голосом. Так, словно это было просто праздное любопытство.
Женщина почувствовала, как под ее пальцами напряглась упругая мышца.
— Лучше смерть, чем бесчестье, — ответил граф так, словно этот девиз был клятвой, которую он произносил каждый день.
— Что и говорить, эта клятва как нельзя лучше подходит для пирата, — поддела его она, усмехнувшись.
Он тоже улыбнулся и, погладив нежное бедро, притянул ее ближе к себе.
— На родине меня не считают пиратом, Фрэнси. В Шотландии меня уважают, называют капитаном океанского корабля.
— Знаете ли вы, что английские моряки прозвали вас «Чародеем Моря»? — поинтересовалась она, вопросительно подняв бровь. — Они думают, что вы можете управлять природными стихиями — ветром, дождем и туманом. Можете вызвать шторм, чтобы их корабли разбивались о скалы. Они говорят, что вы владеете секретами магии.
Кинрат расхохотался. Это был искренний и добродушный смех.
— Мой меч — вот единственная магия, которой я владею в совершенстве, любимая, — ответил он.
— А что написано на другой руке? — спросила она. — Как переводится эта фраза?
Положив ладонь на грудь Франсин прямо поверх ее ночной рубашки, он наклонился и прошептал ей на ухо:
— Откуда вдруг такой интерес к гаэльскому языку, милая? Мне показалось, что тебе не нравится, когда произносят непонятные слова.
— Простое любопытство, ничего более, — сказала она, пожав плечами. — Так что написано на другой руке?
— Там написано, что одной любопытной девчонке на базаре нос оторвали, — усмехнувшись, ответил Лахлан.
— Это неправда! — возмутилась Франсин, заметив, что, пока она выясняла значение загадочных слов, Кинрат успел засунуть руку под подол ее ночной рубашки. Другой рукой он поглаживал ее сосок — отчетливо виднеющийся сквозь тонкую мокрую ткань розовый кружок.
Рука Лахлана медленно скользила по ее ноге, поднимаясь все выше. Сначала он погладил ее лодыжку, потом бедро и, наконец, добрался до мягких, вьющихся волос, покрывавших ее интимное место. От неожиданности женщина вздрогнула всем телом и резко выпрямилась. В этот момент она почувствовала, что к ее ягодицам прижимается его твердый возбужденный член.
— Я хочу вылезти отсюда, — сказала она резким, хриплым голосом.
— Прошу тебя, Фрэнси, лежи спокойно, — ласково уговаривал он ее. — Я просто хочу немного поласкать тебя. И все. Поверь, тебе нечего бояться.
— А-а-ах! — задохнулась она от удивления, когда он осторожно коснулся ее нежной плоти. Наклонив голову, он осторожно погладил языком губы Франсин, заставляя ее открыть рот. А его пальцы в это время ласкали нежные лепестки ее цветка, раскрывая его.
Она сжала руку горца. Так сильно, словно это был спасательный канат, брошенный утопающему.
— Мы не должны… правда… не нужно… — протестующе пробормотала она, сама же согнула ноги в коленях и развела их, чтобы ему удобнее было ласкать ее.
Лахлан гладил ее медленно и осторожно. Вода, струящаяся с его руки, щекотала нежную плоть, возбуждая все сильнее. Наконец она почувствовала, что ее маленький бутон набух и затвердел.
Франсин потеряла счет времени и забылась, отдавшись чувствам. Только легкая дрожь, пробегающая по ее телу, — дрожь наслаждения, которое дарили ей ласковые прикосновения Кинрата, его дыхание на ее лице, вода, струящаяся по ее интимному месту между ногами, пронзительный крик удовольствия, рвущийся из глубины души, — вот все, что она чувствовала. Наконец наступил момент, когда она поняла, что больше не может терпеть эту сладкую пытку.
— Лахлан… — задыхаясь, прошептала женщина.
Ее сердце бешено колотилось, она никак не могла отдышаться. Ничего подобного ей еще не доводилось испытывать.
— Не противься этому, Фрэнси, — шепнул он, пытаясь успокоить ее. — Пусть это случится.
Франсин крепче прижалась к нему и почувствовала, как тело задрожало в судорогах оргазма. Постепенно дрожь отступила, и она расслабилась. Ей было хорошо и спокойно в его объятиях. Его руки были для нее надежной защитой.
Женщина обхватила Кинрата за шею, когда он, взяв ее на руки, поднялся и вылез из ванны. Он донес ее до кровати и поставил на ноги; потом, схватившись за подол ночной рубашки, снял ее и швырнул мокрую вещь на деревянный пол.
— О боже, любимая, как ты хороша! — произнес он охрипшим голосом.
Застыв от изумления, Франсин молча смотрела на него. Почувствовав, что у нее пересохло во рту, она, превозмогая боль, сглотнула слюну.
В ванной комнате она видела его только со спины. Сидя в ванне, она сквозь мокрую ткань рубашки чувствовала его огромный член, прижимающийся к ее ягодицам.
И вот сейчас она впервые в жизни увидела перед собой обнаженного и возбужденного мужчину. Она отошла назад, сделав шаг, потом еще один и уперлась ногами в матрас.
Протянув руку, Кинрат убрал локон, прилипший к ее лицу. Не осознавая, что делает, просто интуитивно, она выставила вперед обе руки, давая ему понять, что он не должен приближаться к ней.
Словно зачарованная, она медленно скользила взглядом по его обнаженному телу.
Сначала она посмотрела на его торчащий, как копье, возбужденный мужской орган, потом на плоский живот, широкую грудь и, наконец, на его прекрасное лицо с безупречно правильными чертами. Намокшие каштановые волосы составляли разительный контраст с изумрудно-зелеными глазами. И глаза эти горели от страсти, от безумного, неумолимого желания. Кинрат ждал, чтобы она подала ему какой-нибудь знак. Дала понять, что тоже хочет его.
Ах, как же ей хотелось сказать ему, что она тоже безумно хочет его! Однако, если он предаст её, за этот обман ей придется заплатить непомерно высокую цену.
Если бы она была в ответе только за свою жизнь, то могла бы воспользоваться такой возможностью и довериться ему, будучи уверенной, что он никому не выдаст ее тайну.
— Лахлан, — едва слышно прохрипела она. — Я не могу. Я не должна этого делать.
— Но почему? — воскликнул он дрожащим от возбуждения голосом. — Почему ты не можешь? Ты не связана узами брака. Ты никому не давала клятву верности.
— Нет, я дала клятву, — сказала она, и по ее щекам побежали слезы. — И эту клятву я не нарушу до самой смерти.
Кинрат подошел ближе и обхватил ее за плечи. Когда он заговорил, Франсин поняла, что горец начинает терять терпение.
