Кейси Майклз - Как укротить леди
– Эй, ловите! – весело крикнула она Лукасу, который стоял спиной к ней.
Он быстро обернулся и успел поймать брошенное ею сваренное вкрутую яйцо.
– Где вы его взяли?
– Ну не снесла же я его, если вы это хотели спросить, – ответила она, отчего лакей в ливрее Ашерстов прыснул в кулак и незаметно ретировался в конюшню. Но Николь знала Феликса с раннего детства, поэтому ничуть не смутилась, да и он не слишком удивился ее дерзкой шутке.
Она уже съела в кухне два яйца и с удовольствием смотрела, как Лукас в два счета умял свою порцию.
– Ах ты, моя дорогая Джульетта! – ласково пропела она, доставая из кармана две морковки, одну для своей любимицы, а вторую для Грома. – Ну как, вы уже подружились, а?
– Вряд ли сведения о его поведении вас обрадуют, – усмехнулся Лукас. – Могу сказать одно: карман мой скоро совсем истощится, если мне придется и дальше платить за сварливых жен, поношенные седла и за доски, которые Гром выломал в стойле, стремясь добраться до Джульетты.
Николь засмеялась и подошла к помосту, установленному специально для наездников. Юный конюх, ошеломленный ее красотой, почтительно помог ей подняться и сесть в седло. Она сразу ощутила легкий дискомфорт, но не подала виду, сунула ноги в стремена и сделала мальчику знак бросить ей поводья.
Лукас уже сидел на своем жеребце и вопросительно взглянул на нее.
– Вам… удобно? – спросил он.
– Да, отлично, благодарю вас.
– Выглядите вы замечательно, – улыбнулся он, и Николь сразу стало действительно удобно. – Только никакого галопа, нужно поберечь лошадей.
Джульетта уже нетерпеливо гарцевала на месте, цокая копытами по утрамбованной земле скотного двора.
– Это вы скажите Джульетте. Вы знаете направление?
– Да. Примерно милю проедем по этой дороге, а потом свернем в сторону. Готовы?
Николь глубоко вздохнула и кивнула:
– Готова!
Ей было известно, что хорошая лошадь – а Джульетта и Гром были не просто хорошими, а превосходными лошадьми – способна покрыть за сутки расстояние в сто миль. Это означало, что они с Лукасом требовали от своих скакунов не так уж много, намереваясь проехать всего двадцать миль.
Другое дело, если бы им пришлось ехать верхом на протяжении всего расстояния до Лондона. Ночью Лукас почти не спал. Она знала об этом, потому что и сама не могла уснуть и долго лежала и слушала, как он неустанно расхаживает по своей комнате.
Когда они доберутся до коляски Рафа, нужно будет предложить ему поспать, отдохнуть перед тем, что ожидает его вечером.
А тем временем она может придумать, чем ей заняться, пока он в «Сломанном колесе» попытается уговорить выслушать себя недовольных правительством людей. Она уже точно знала, что не станет сидеть дома и, не находя себе места от тревоги, ждать его возвращения на Гросвенор-сквер, как положено девушке.
Некоторое время они медленно продвигались по дороге, как и предсказывал Лукас, забитой потоком людей с повозками, спешащих в Дувр, а затем свернули и помчались по еще не засеянным, топким после затяжных дождей полям. Кое-где из земли торчали жалкие всходы прежнего посева, при одном взгляде на которые на душе становилось тоскливо и печально.
Когда они оказались на широком пространстве, Николь послала Джульетту вперед и поравнялась с Лукасом.
– Я даже не представляла, что все до такой степени плохо, – со вздохом сказала она. – Почему здесь было так мало солнечных дней вроде сегодняшнего?
– Из-за этого проклятого вулкана с его пеплом мы радовались и тем редким хорошим дням, что нам выпадали, – ответил он, переведя лошадь на шаг. – Николь, что мне сказать в таверне? Этих несчастных людей не проведешь. Они знают, что прекрасными словами и обещаниями сыт не будешь.
– Скажите им правду.
– Насчет вулкана? Вряд ли это их заинтересует.
– Нет, зачем? Скажите им, что существуют люди, которые бессовестно пользуются их бедственным положением ради достижения своих корыстных целей. Что эти люди провоцируют их на выступление против правительства, которое только побудит его принять новые, еще более суровые законы, дав тем, кто рвется к власти, возможность еще сильнее притеснять народ.
– Другими словами, вы хотите, чтобы я предстал перед толпой недовольных и отчаявшихся людей, вооруженных пиками и вилами, для храбрости опрокинувших не одну кружку эля, и заявил им, что все они – наивные простаки. – Он обернулся к ней и улыбнулся. – А вы будете плакать на моих похоронах?
– Это не смешно! – подавив страх за него, сердито отрезала она. – Вы думаете, они не поверят вам, когда вы скажете им правду?
– Нет, конечно, поверят. Но подумайте, Николь, эта правда вызовет у них только больше злобы и ненависти. Во всяком случае, у меня самого это вызвало бы такую реакцию.
– Что ж, тогда… пусть они обрушат свою ненависть на того, кто этого заслуживает.
Лукас как-то странно посмотрел на нее:
– Да… Пожалуй, это то, что нужно. Нужно будет подумать над вашей идеей. А теперь прибавим скорости!
К двум часам дня они уже дважды останавливались, чтобы сменить лошадей, и Николь и думать забыла о том, чтобы подремать по дороге.
Кучер то и дело настегивал лошадей, так что было просто чудом, что они с Лукасом не упали с сиденья.
Устроившийся на крыше кареты грум Бэсингстоков снова и снова дудел в рожок, предостерегая встречные экипажи. Сначала звук рожка очень понравился Николь, но через некоторое время только лишний раз напоминал, что ее желудок не приспособлен к резкой тряске в карете.
Прижимаясь к стенке кареты, на поворотах она изо всех сил цеплялась за свисающую ременную петлю и смотрела в окошко, как карета проносится в каком-то дюйме от края канавы, потом оборачивалась взглянуть на Лукаса, который крепко спал в другом углу кареты.
Вытянув длинные ноги на противоположное сиденье, одну руку он просунул в петлю, чтобы она удерживала его на месте, а потом сложил обе руки на груди, сдвинул шляпу на нос и вскоре уснул, как невинное дитя!
Зато он проспал и не видел, как она попросила кучера остановиться и выскочила на обочину дороги, где ее вырвало едой, которой их накормили в последнем трактире. Жена трактирщика подала ей напиток, от которого во рту остался приятный вкус мяты, но даже это не успокоило ее многострадальный желудок. Внутри оставалось ощущение пустоты, в которой ее желудок мотался взад-вперед, и Николь решила, что больше никогда, даже под дулом пистоля, не возьмет в рот баранину.
– Лукас! Вы спите? – Она вытянула руку и не очень вежливо ткнула ему в ребра. – Лукас, вы спите?
– Видимо, теперь уже нет, – пробормотал он, выпрямился и, сняв шляпу, бросил ее на противоположное сиденье. – А что, случилось что-нибудь?
