Элизабет Чедвик - Любовь не кончается: Джулитта
Эль Сид не без удовольствия наблюдал за этой парой. Гибкий и подвижный молодой человек держался в седле легко. Как мавр. Сомневаться не приходилось: Бенедикт де Реми знал свое дело. Эль Сид терпеливо дождался, пока гость опробует коня, и, когда тот спешился, отвел его к управляющему, на ходу бросив несколько слов похвалы по поводу отличной езды.
Управляющего, сморщенного худого старика, звали Санчо. По его телу, состоящему исключительно из костей и кожи, можно было подумать, что лет двадцать назад оно прошло обряд бальзамирования и только поэтому не развалилось до сих пор. Три зуба, будто случайно торчавшие во рту старика, давно превратились в уродливые пожелтевшие пеньки. Один глаз Санчо покрывала мутная пленка, зато другой, с окаймленным неестественно белой полоской зрачком, посмотрел на Бенедикта таким проницательным, острым как нож, взглядом, что юноша поежился.
Эль Сид стоял в стороне и с любопытством наблюдал за ними.
— Значит, ты и есть опытный коневод из Нормандии? — скептически уточнил Санчо скрипящим, как плохая дверь, голосом. — Может, оно и так. Но здесь, в Кастилии, это никого не волнует. Для того чтобы люди оценили тебя по достоинству, тебе придется изрядно попотеть.
— Я не боюсь работы. И быстро учусь, — твердо ответил Бенедикт… — Вернее, учился. Раньше.
Старик смачно плюнул себе под ноги и дико сверкнул зрячим глазом.
— Может, ты решил, что я, Санчо, возьмусь обучать тебя?
— А откуда вы взяли, что я хочу учиться у вас? — в тон ему откликнулся Бенедикт.
Несколько мгновений они стояли молча, вперив друг в друга суровые взгляды — тщедушный старик, переживший больше шестидесяти знойных иберийских лет, и стройный, гибкий как молодое деревце, юноша, полный жизненных сил.
— Я разбираюсь в лошадях. И в людях, — менее враждебным тоном сказал Санчо, которого строптивость незнакомца скорее заинтересовала, чем оскорбила.
— Я тоже, — уверенно заявил Бенедикт и искоса взглянул на смотрящего на них с легкой улыбкой Эль Сида. Старик это заметил.
— Но никто не разбирается в людях лучше, чем Сид, — обронил он. — Должно быть, он обнаружил в тебе нечто стоящее, если подарил тебе Кумби и решил продать несколько лошадей из своего табуна. Может, со временем я узнаю, что он в тебе нашел.
Бенедикт любезно улыбнулся в ответ.
— Того же мнения я придерживаюсь и на ваш счет.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
Арлетт де Бриз умерла ясным летним утром в монастыре святой Магдалены. Она наконец обрела покой. Рольф стоял и смотрел на высохшее восковое лицо жены. Час тому назад, когда ее тело содрогалось в судорогах агонии, она прошептала:
— Я ухожу к Жизели!
Не к Богу, а к Жизели!
В течение последней недели боль стала невыносимой. По нескольку раз на дню монахини поили умирающую маковым настоем Поэтому большую часть времени она проводила в забытьи и видениях. Изредка приходя в сознание, Арлетт дрожащим голосом рассказывала о прекрасных цветущих садах и солнцеликих ангелах, гуляющих там. Но когда действие макового настоя кончалось и женщина оставалась в сознании, она кричала о смерти и текущих повсюду реках крови.
Рольфу стало легко, когда она умерла и страдания покинули ее душу Странно, но скорби он не испытывал. Скорее, пронзительную бесконечную затуманенность, которая охватывает человека после глотка макового настоя За тридцать лет, прожитых ими вместе, Арлетт стала неотъемлемой частью его жизни. Он настолько привык к жене, что почти не замечал ее присутствия Но, как выяснилось, только до тех пор, пока на ее месте не образовалась холодная, леденящая пустота Конечно, Арлетт не оставила в его душе такого следа, как Эйлит, чья тень до сих пор мерещилась Рольфу, но он вдруг осознал, что без нее его жизнь стала серой и одинокой.
Просидев у тела жены положенные несколько часов, он предоставил его заботам монахинь: теперь Арлетт принадлежала им. Только они могли позаботиться о ней так, как не мог он сам.
Рольф тяжелой походкой вышел из часовни седеющий мужчина под пятьдесят, давно сменивший гибкую грациозность молодости на солидность зрелости и ждущий старости. На его по-прежнему привлекательное лицо наложило новые штрихи безжалостное время.
В мрачном настроении он возвращался в Бриз. Его мысли унеслись к далекому, горькому и в то же время прекрасному прошлому. Ах, если бы в Арлетт было больше огня… Если бы он сам имел больше терпения Если бы С его губ невольно сорвалось женское имя, и оно не принадлежало Арлетт.
Погруженный в печальные раздумья, Рольф подъехал к воротам замка Когда он въехал во двор, в глаза ему бросилось непривычное оживление У конюшни стояли чужие лошади, конюхи быстрее, чем обычно, сновали вокруг них Один из них подбежал к господину.
— В замок приехал сам герцог Роберт, — сказал он, кивнув на гнедого жеребца, которого держал под уздцы незнакомый слуга Седло коня было сшито из дорогой, с тисненым рисунком, кожи Нагрудную ленту и яркую тканую попону украшали алые шелковые кисточки. Рольф едва не выругался чего ему сейчас не хотелось, так это выслушивать солдафонские шуточки герцога. Роберта, которые тот любил отпускать к месту и не к месту.
— Он чего-нибудь пожелал?
— Ничего, господин, только попросил позаботиться о своей лошади и лошадях его спутников Они приехали без фургона, но привезли с собой много поклажи.
«А это означает, что герцог заехал сюда по дороге в Руан и намеревается остаться, по крайней мере, на ночь», — подумал Рольф, спешиваясь. Судя по всему, визит Роберта предвещал немало хлопот.
Еще не дойдя до башни, он услышал доносящийся изнутри раскатистый смех герцога и воркующий женский голос. Джулитта?! Рольф облегченно вздохнул если она была здесь, то ее наверняка сопровождал Моджер.
Роберт, герцог Нормандский, старший сын Вильгельма-Завоевателя, был крепким мужчиной среднего роста с темно-каштановыми волосами, слегка выпуклыми серыми глазами, красивым прямым носом и полными чувственными губами Привлекательный и общительный, герцог с ранних лет прославился своим легкомыслием и крайней ненадежностью в делах Он обещал все, что угодно, кому угодно и почти никогда не делал то, что обещал Его окружение брало пример с господина, и поэтому при дворе пышным цветом процветали обман, лицемерие и интриги, приводящие к мелким недоразумениям и в конце концов способные завершиться междоусобной войной.
Роберт гордо восседал во главе огромного стола, заставленного угощениями и винам. Справа от него сидели Джулитта и как всегда хранивший непроницаемый вид Моджер. Красивые женщины являлись одной из многочисленных слабостей Роберта, причем, как правило, его совершенно не интересовало общественное и семейное положение выбранной им для ухаживания жертвы.
