Мэри Брэддон - Проигравший из-за любви
— В обычное время, папа, в семь.
— Тебе лучше пойти и стряхнуть с себя пыль, Гуттберт. Сейчас уже чуть больше шести, а твой туалет — обычно такое скрупулезное занятие.
Доктор оторвался от своих раздумий.
— Да, — сказал он, когда мистер Чемни повторил свое замечание, — я, пожалуй, пойду. Действительно, я довольно грязный. Та красная земля на утесах…
— Как, вы ведь сказали, что были у холмов.
— Я имел в виду холмы, почва там такая же красная, как кровь.
И он отправился к себе в комнату. При взгляде на свое отражение в зеркале, доктор удивился.
— Я выгляжу, как убийца, — сказал он себе. — Признаки этого на виду, и если я не приведу себя в порядок, то они еще, пожалуй, смогут прочитать правду на моем лице.
Обильное умывание холодной родниковой водой стерло с него следы минувших событий. Доктор также тщательно почистил прекрасно сшитую вечернюю одежду. Ни один убийца не мог и желать выглядеть лучше, чем выглядел Гуттберт Олливент, вошедший в гостиную, где Флора, уже совсем усталая, ждала своего верного кавалера, который еще не пришел.
Доктор был, как всегда, бледный и задумчивый, его тяжкая ноша не произвела перемены во внешности. Возможно, ему и казалось, что у него был виноватый взгляд, но его вина была внутри, и скорее всего грешное воображение придумывало для него всякие улики. А глаз всегда видит то, что изобретает ум.
Однако самое худшее, наверное, состояло в том, что его тайна заставляла его лгать. И сейчас, видя внимательный взгляд Флоры, он вынужден был сказать.
— Еще не пришел? Он очень запоздал, не правда ли?
— Очень. Я попросила, чтобы обед задержали на четверть часа. Я надеюсь, вы не возражаете. Вы, должно быть, очень голодны.
— Я? Почему?
— Потому, что у вас не было ленча.
— Не было? Да, я и забыл.
— Какой плохой аппетит надо иметь, чтобы забыть о том, что у вас не было ленча!
— Я не знаю. Но мне кажется, что ленч скорее женская еда, так же, как и вечернее чаепитие и другие маленькие трапезы. Я не думаю, чтобы мужчины могли чувствовать себя лучше, если бы питались точно по расписанию. Организм может сам адаптироваться к системе питания.
— Как ужасно! Это похоже на то, что жизнь могла бы продолжаться без потребления еды. Это вовсе не значит, что я очень много думаю о пище, но так прекрасно сидеть за столом с приятными тебе людьми и вести непринужденную беседу. Несомненно, трапеза связывает общество.
— Я тоже так считаю, но, как видите, меня не очень волнует общество. Иногда для меня очень утомительной бывает обязанность сидеть за столом с матерью по полтора часа, когда наш старый слуга попусту тратит время, носясь взад и вперед с овощными блюдами, меняя ножи и вилки и выкладывая на стол фиги, апельсины, бисквиты, которые мы никогда не едим, в то время как я мог бы получить куда более основательное подкрепление от бараньих котлет, съедаемых за десять минут.
— Я боюсь, что ты мизантроп, Гуттберт, — сказал Марк со своей софы. — Ты бы предпочел свой скучный кабинет со старыми книгами самому веселому обществу на земле, которое ты только можешь получить.
— Прошу прощения. Но есть общество, ради которого я бы отказался от всех моих книг, стер бы все знания из своей головы, полученные от них, и начал бы жизнь свежим и невинным, как ребенок.
— Ну, Гуттберт, ты говоришь так, как будто влюблен! — воскликнул Марк, смеясь. — А теперь, моя маленькая девочка, я думаю, что мы дали достаточно времени этому молодому человеку. Тебе, наверное, следует позвонить в колокольчик. Я считаю, что Уолтер наведался к своим знакомым и обедает с ними.
— Но он не знает никого в Девоншире.
— Откуда ты можешь быть уверена в этом? Он, может, завел себе нового знакомого — этакого собрата по кисти.
— Я не могу заставлять тебя ждать дольше, папа, и вас, доктор Олливент. Но мне кажется странным, грубым и неприличным то, что можно задерживаться так долго, не послав о себе ни одного известия. Он никогда не заставлял нас ждать его раньше. О, папа, может быть, с ним что-нибудь случилось?
— Малышка, ну что плохого могло случиться с сильным молодым человеком, обладающим здравым рассудком? Ты не должна выглядеть такой печальной из-за нескольких часов разлуки, иначе я никогда больше не позволю этому повесе оставлять тебя одну.
— Ты не прав, папа. Если бы я только узнала, что он в безопасности.
— Я бы хотел быть уверенным, что зажаренные ножки ягненка не будут испорчены такой нелепой задержкой. Пойдем, Олливент, дай Флоре свою руку.
Они сели обедать, но тревога неподвижно нависла над ними. Отсутствующий взгляд девушки, ее ежеминутные прислушивания беспокоили обоих мужчин. Марк не мог быть спокоен, пока его дочь была встревоженной. Его легкая тревога сменилась сильным беспокойством. Что, если его мечты оказались после всего несбыточными? Что, если Гуттберт был прав и этот молодой художник действительно непостоянен? Он постарался отогнать от себя эти мысли. В конце концов он не имел права волновать ее своими внезапными переменами планов.
Они засиделись за обедом. Флора делала все, чтобы еще больше затянуть его, надеясь на то, что Уолтер появится до того, как они закончат. Затем дала специальные инструкции прислуге, чтобы постоянно поддерживали горячими рыбу и ягнячьи лопатки на случай возвращения мистера Лейбэна. Было начало десятого, когда они вновь вернулись в гостиную, которую тускло освещала одна лампа.
Здесь они сидели почти в абсолютной тишине. Флора расположилась на скамеечке у отцовских ног, глядя вверх на бледное небо и ожидая услышать звук шагов возвращающегося Уолтера. Марк полулежал в кресле, одной рукой ласково гладя дочь по голове, доктор сидел с другой стороны окна, устремив вперед прямой неподвижный взгляд. Даже осознание собственной вины не смогло изменить эти спокойные глаза.
Глядя на поднимающиеся и опускающиеся волны, он думал о том, какой груз они несли сегодня на себе. Уолтер ведь должен был колыхаться на этих веселых волнах, а те играли им. Доктор даже почти смог представить себе звук перемещаемого по дну океана тела. Он слышал скрежет гальки, то, что было когда-то живым человеком представлялось ему опутанным длинными скользкими водорослями, которые окутывали его наподобие платья.
И все это время Флора смотрела на дорогу и прислушивалась к каждому шороху, как будто художник мог еще вернуться к ней.
Пришла полночь, пока их маленькая компания пребывала в полном молчании, но они еще долго оставались на месте до тех пор, пока им не показалось бесполезным ожидать прихода мистера Лейбэна.
— У него, должно быть, некоторые неотложные дела в Лондоне, — сказал Марк, проведший все это время в полудреме.
