Бренда Джойс - Игра
— Катарина? — повторила леди Гастингс, на этот раз громче. — Мог ваш пират отважиться на такое?
Катарина побагровела. Она заметила откровенно бесстыдный взгляд Лечестера и поняла, что он слышал каждое слово.
Он не мой пират, леди Гастингс. Прошу вас не употреблять этого выражения!
Энни похлопала Катарину по руке китайским веером с ручкой из слоновой кости.
Если он не ваш, — прошептала она, — то вы просто глупы и я с удовольствием возьму его себе!
Катарина остолбенело уставилась на нее. От необходимости что-либо отвечать ее спасло появление королевы в сопровождении четырех фрейлин.
Катарина приглушенно ахнула. Не проходило дня, чтобы она не поражалась великолепию нарядов королевы. Сегодня Елизавета была вся в белом. Белоснежное шелковое платье было расшито серебром и усыпано жемчужинами. Пышные нижние юбки были тоже расшиты серебряной нитью, а талию, шею и уши королевы украшали рубины, золото и жемчуг. На каждом сгибе фантастически громадного жабо мерцала крошечная жемчужина. На голове королевы сверкала небольшая корона, и те, на кого падал взгляд Елизаветы, торопливо опускались на колени. Она одарила Катарину улыбкой, и сердце девушки учащенно забилось, когда она тоже преклонила колени.
Королева величественно направилась к выходу. Великолепно одетые, усыпанные драгоценностями придворные поторопились выйти раньше нее. Последним за баронами, графами и рыцарями ордена Подвязки шел лорд-канцлер с государственными печатями в шелковом мешочке. С каждой его стороны шагал лорд-аттентат в ливрее. Один нес королевский скипетр, другой — государственный меч в красных ножнах.
Королева следовала за ними в окружении личной стражи, состоявшей из джентльменов самого высокого ранга из лучших семей. Каждый держал в руках позолоченный боевой топор. Потом шли четыре почетные служанки, за ними — четыре доверенные фрейлины королевы. Катарина и другие фрейлины замыкали шествие.
Через приемную они вышли в холл, где находилось множество придворных и просителей. При приближении королевы все опускались на колени. Перед часовней она остановилась, чтобы с милостивой улыбкой принять некоторое количество петиций. Несколько человек — может, новички при дворе, а может, и нет — воскликнули:
— Храни тебя Господь, королева Елизавета! Елизавета снова улыбнулась:
— Благодарю тебя, мой народ.
Потом она следом за всей знатью зашла в часовню к утренней мессе. Когда Катарина опустилась на колени в одном из последних рядов, она наконец ответила сама себе на вопрос Энни Гастингс.
Конечно же, она верила слухам. Лэм вполне мог решиться напасть на один из груженных золотом кораблей короля Филиппа. Конечно, это было правдой. Возможно, как раз сейчас он смеялся, вспоминая схватку, если был еще свободен, если был еще жив.
Она обнаружила, что возносит молитву за благополучие пирата, просит Господа избавить его от опасности.
Позже в этот день Катарина проезжала Лондонский мост в окружении дюжины королевских гвардейцев. Это было необыкновенное зрелище. Каждый гвардеец был одет в ярко-алую ливрею с вышитой на спине золотой розой. Каждый держал золоченую алебарду с затянутой в красный бархат рукоятью, каждый сидел на великолепной лошади. Сбрую лошадей украшали серебряные нашлепки. Сама Катарина в коричневом бархатном платье и серой накидке выглядела серым воробышком в сравнении с этим великолепием. Но это не имело значения. Главное, что королева разрешила ей навещать отца в свободное от ее обязанностей время и с предварительным уведомлением ее величества. Королева стала очень добра к ней. И она даже посоветовала Катрине брать с собой Елену, чтобы та прислуживала ей во время этих родственных встреч.
Катарина знала, что должна бы чувствовать себя по-королевски, направляясь к отцу в сопровождении такого эскорта, тем не менее ее переполняло беспокойство.
Она провела при дворе уже несколько недель, но еще ни разу не навестила отца. Их последняя встреча была для нее потрясением. Катарина старалась не вспоминать попытку Джеральда навязать ее Лэму О'Нилу. Теперь эти ужасные воспоминания, как бы ни старалась она их забыть, не давали ей покоя. Катарина решила, что сегодня будет вести с Джеральдом самую обычную беседу в манере, подобающей встрече давно не видевшихся дочери и отца., Катарина любила своего отца.
В это время суток ворота дома Легера оставались открытыми, и когда маленькая кавалькада, цокая копытами, въехала в мощенный булыжником двор, в дверях показалась Элинор с широко раскрытыми от удивления глазами. Она сразу заметила Катарину. Катарина улыбнулась ей, но осталась сидеть на лошади.
Сэр Джон Хоук, капитан гвардейцев, был настолько добр, что решил сам сопровождать ее к отцу. Он соскочил со своего чистокровного гнедого мерина и подошел к Катарине, сидевшей на смирной лошади из королевских конюшен. В красной униформе он выглядел великолепно — блестящее воплощение офицера и джентльмена. Помогая ей спешиться, он держал ее мгновением дольше, чем было необходимо, и Катарина это заметила. Лэм научил ее замечать все оттенки отношения мужчины к женщине.
Сэр Джон казался подходящим претендентом на ее руку. С того самого времени, как она появилась в окружении королевы, было ясно, что он, как и многие другие джентльмены, находил ее весьма привлекательной. Сэр Джон происходил из знатной семьи, и, хотя их богатство было уже не тем, что прежде, если бы Катарине удалось подцепить такого мужчину, они составили бы отличную пару. Он был красив, обходителен и очень знатен, и она слышала только хорошее о нем и его семье. Но не он снился ей по ночам, хотя Катарине очень этого хотелось. Ей все время являлся далекий О'Нил.
Сэр Джон поклонился:
Леди Фитцджеральд, можете не торопиться. Я буду ждать столько, сколько вам нужно.
Она не удержалась от того, чтобы не пофлиртовать, самую чуточку. Она так долго была в монастыре среди женщин, что сейчас как бы наверстывала упущенное, и даже в уродливом коричневом бархате она чувствовала себя молодой, женственной и свободной. Она слегка дотронулась до его руки, трепеща ресницами точно так, как это делали Энни Гастингс и другие придворные дамы.
Благодарю вас, сэр. Вы так добры. Его глаза заблестели.
— Мы слышали, что ты здесь в качестве одной из фрейлин королевы, — рассержено произнесла Элинор. — Выходит, ты предала своего отца, Катарина?
— Я не предавала отца!
Нет? Ты стала одной из них, это совершенно ясно! — Элинор повернулась и ушла в дом.
Катарина не двинулась с места. Конечно, она не ожидала от Элинор теплой или дружеской встречи, но все же не могла предположить, что ее обвинят в предательстве. А может, Элинор была права? Последние несколько недель она провела совершенно беззаботно, поглощенная жизнью при дворе, королевой и ее окружением. Но разве это означало, что она могла пойти против отца?
