Тереза Медейрос - Грешная любовь
— Что ты имеешь в виду? — спросила Катриона у подошедшего совсем близко Саймона.
— Хочу предложить тебе еще одну возможность получить урок от меня. За много лет я понял, что в искусстве любовных игр почти все приемы можно бесконечно улучшать, если прилежно практиковаться. — Уэскотт кончиком пальца дотронулся до верхней линии губ Катрионы, затем провел линию вокруг ее пухлой нижней губы. — В том числе и все способы игры с таким соблазнительным ротиком, как у тебя.
Катриона быстро зажмурилась. От волнения ее дыхание стало прерывистым, на щеках появился соблазнительный румянец.
— Разве не ты утверждал, что умение ничто по сравнению с импровизацией?
— Я и не отказываюсь от своих слов, — ответил Саймон хриплым шепотом. — Но только представь, какой неотразимой ты сможешь стать, если соединишь оба эти достоинства одновременно.
Он прижался губами к ее рту, позабыв даже признаться, что для него Катриона уже стала неотразимой. Иначе он не стал бы снова наслаждаться медовой сладостью ее губ, его брюки не трещали бы по швам, от невыносимого напряжения и в эту минуту он не совершал бы вторую крупную ошибку в своей жизни.
Падая в раскрытые объятия Катрионы, Саймон успел заметить, как она вытянула ногу и спихнула с кровати Роберта Брюса.
Когда Катриона проснулась, она обнаружила, что лежит на животе и одна ее рука свисает с кровати. Подняв голову, она отбросила упавшие на лицо растрепанные волосы. Через окно лился яркий солнечный свет, теплыми лучами касаясь ее обнаженного тела. Недалеко, от камина на одеяле расположился Роберт Брюс, наблюдая за хозяйкой недобрым взглядом.
— Прости, дорогой, — прошептала Катриона. — Ты же знаешь, тебя я люблю, как никого на свете.
Однако кот всем своим видом демонстрировал невозможность продолжения прежней дружбы. Он отвернулся и принялся сосредоточенно лизать язычком свою лапу, дав понять, что его не убедили лживые слова хозяйки. Впрочем, Катриона и сама понимала, что ее слова далеки от правды.
Она со вздохом перекатилась на спину и заметила, что супруг вытянулся на кровати рядом с ней и легонько похрапывает.
Катриона приподнялась, заглянула ему в лицо, а затем окинула взглядом его тело. Она не могла сдержать улыбку. Утреннее солнце щедро позолотило всю стройную мускулистую фигуру Саймона, от начинающих пробиваться на верхней губе волосков до длинных узких подошв его ног.
Он определенно заслужил отдых. Почти вся ночь его стараниями была наполнена божественными наслаждениями для обоих, так что поспать им почти не удалось. Похоже, Саймон решил доставить ей максимум удовольствия и преуспел в этом так, что Катриона за несколько часов ночной любви лишилась последних сил, удовлетворенная до предела и готовая стать его вечной рабыней.
В какой-то момент среди ночи Уэскотт оставил ее одну в кровати. Она еще не пришла в себя от их последней близости, а он уже проворно натянул брюки и отправился вниз по лестнице, чтобы заказать у хозяина гостиницы свежей клубники и тарелку со сливками.
Катриона поначалу сочла такое желание сущим безрассудством, пока не открылось, для чего все это понадобилось Саймону.
От воспоминаний она вновь улыбнулась. Катриона не могла и представить себе, что к любви можно одновременно применить такие два определения, как липкая и сладкая.
Уэскотт преподал ей сразу несколько уроков любовного искусства за эту ночь. Для самых изощренных любовных поз понадобились столбики кровати и даже пара шелковых чулок. От промелькнувшей в памяти сцены по телу Катрионы пробежал трепет восторга. Особенно приятно было вспомнить, как она взяла реванш после того, как Саймон закончил свое дело, и ей удалось освободиться от пут.
Когда прошлой ночью Катриона стала намеренно дразнить его, она не предполагала, что сама попадет в свою опрометчиво расставленную ловушку. Вначале ей хотелось просто позволить Саймону вкусить немного наслаждения, о котором он будет тосковать до конца жизни. Однако Катриона слишком поздно поняла, что именно ей будет трудно удержаться от возможности устроить для себя прощальный праздник в объятиях Уэскотта.
Она осторожно убрала каштановый завиток волос, упавший на его бровь. Катриона уже не улыбалась. Как бы отчаянно ни хотелось ей думать по-другому, Саймон так и остался тем юношей, в которого она влюбилась несколько лет назад. Как же он красив! Как нежен! Как он решителен и беспощаден, когда добивается исполнения своих желаний! Можно не сомневаться, что он всегда предпочтет удовольствия от занятий любовью опасностям влюбиться в кого-то по-настоящему.
Катриона наклонилась над спящим Саймоном и нежно коснулась губами его шрама, сожалея, что не может больше оставаться с ним.
Когда Саймон проснулся около полудня и обнаружил, что Катриона и ее кот исчезли, он не стал впадать в панику, как в то утро после их свадьбы. Он стал спокойно приводить себя в порядок: почистил зубы, умылся и оделся. Взъерошив пальцами волосы, Уэскотт придал им искусный беспорядок, который так нравился большинству женщин. Затем старательно завязал узел шейного платка, долго изучая собственное отражение в зеркале над раковиной.
Саймон не сомневался, что спустится вниз и увидит там поджидающую его Катриону, он даже представил, как она нетерпеливо притопывает маленьким башмачком и бранит его за долгий сон.
Однако вместо Катрионы его встретил краснолицый хозяин гостиницы, который вручил ему сложенный листок писчей бумаги, скрепленный печатью из дешевого воска.
— Ваша дама просила отдать вам это, когда вы спуститесь вниз.
Саймон взял послание и отвернулся, не заметив жалости во взгляде хозяина гостиницы. Уэскотт вышел на тротуар, не обращая внимания на снующие толпы людей и экипажи, которые мчались по мостовой всего в нескольких футах от него. Распечатав записку, начертанную аккуратным почерком Катрионы, он прочитал:
«Дорогой мистер Уэскотт!
Уведомляю Вас, что мне более не требуются Ваши услуги (качество которых оказалось столь же впечатляющим, как и слухи о них). Мы с Робертом Брюсом приняли решение отправиться в Лондон с первой почтовой каретой. Тем самым мы сможем проехать вдвое большее расстояние за меньшее время. Мой дядя свяжется с Вами, как только приготовления к расторжению нашего брака будут завершены. Пока же остаюсь
Катриона Кинкейд Уэскотт».Саймон аккуратно сложил письмо и сунул его внутрь жилетки, рядом с сердцем, успокаивая себя, что такой исход лучший для него. Катриона решила обойтись без неприятных минут расставания, которые им предстояли в Лондоне. Значит, не нужно будет извиняться за обещания, которых он не давал и не собирался выполнять. Не будет ласковых слов, ведь всего через несколько дней он станет их нашептывать другим женщинам. Не суждено им и соединиться губами в поцелуе, зная, что это их последний поцелуй.