Летящий ястреб, рыжая лиса - Мурзель
«Я не хотела его убивать. Я не знаю, как это получилось, — твердила она как заведенная, и тут же перебивала саму себя: — Всем плевать, хотела ты этого, или нет. Дело сделано. Ты убийца — и заслуживаешь наказания».
В мозгу проносились картины безрадостного будущего. Даже если ее не поймают законники, даже если она доберется до крупного города — что ждет ее там? Где искать жилье и работу? Да и на какую работу она может рассчитывать? Она ведь толком ничего не умеет. Ездить верхом, метко стрелять и свежевать добычу? Кому это нужно в городе? Да еще и от женщины?
От женщины требуется совсем другое… Шить, стирать, стенографировать… Или… перед глазами возникли вульгарные красотки из бара… Кэтрин передернуло от омерзения. Пристрелить одно похотливое животное, чтобы в итоге обслуживать многих? Ну уж нет! Уж что-что, но от мужиков надо держаться подальше. У всех одно на уме, начиная от отчима, и заканчивая ковбоями из этого салуна.
Она вдруг вспомнила того индейца. Кэтрин до чертиков боялась дикарей. Она собственными глазами видела, что те сделали с ее отцом, и едва не лишилась рассудка, потеряв единственного любимого человека. Это случилось пять лет назад, когда племя, до тех пор мирно обитавшее в окрестностях Каспера, вдруг ни с того ни с сего словно с цепи сорвалось и начало жечь фермы и вырезать поселенцев.
«Хороший индеец — мертвый индеец», — любил повторять отчим, и как Кэтрин ни презирала его, в этом она была с ним полностью согласна.
Странно, как этого краснокожего вообще пустили в салун для белых? А ведь еще не так давно за скальпы дикарей давали по двадцать пять долларов серебром… Хотя, одет он как обычный американец, может он и не индеец вовсе? Мексиканец? Китаец?
Да ну его к черту. Какая разница? Кэтрин перевернулась на другой бок. Пружины жалобно заскрипели, прогибаясь чуть ли не до самого пола. И часа не прошло, а она уже отлежала себе все бока. Спина и мышцы ног болели при каждом движении — сказалась долгая скачка в седле. Желудок неприятно заныл. Как же хочется есть!
Не в силах выносить эти муки, Кэтрин встала с кровати и хлебнула из кувшина воды, чтобы приглушить голод. Эх, было бы у нее побольше времени — она бы прихватила из дома хоть немного еды. Может спуститься и поужинать?
Кэтрин прислушалась. Судя по агрессивным пьяным воплям, внизу затевается перебранка, а может и драка. Если начнут палить, не ровен час, сюда нагрянет шериф, а попадаться законникам на глаза не было ни малейшего желания.
Она снова залезла под одеяло. Что ж, придется терпеть. Надо попытаться заснуть, ведь завтра предстоит трудный день.
Где-то по соседству хлопнула дверь, а через несколько минут ритмично заскрипела кровать и послышались женские стоны. Кэтрин стало не по себе. Ее опыт общения с противоположным полом ограничивался приставаниями отчима да скабрезными шуточками братца и его дружков о девицах из салуна. В романах писали о прекрасной любви между мужчиной и женщиной, но реальность слишком уж расходилась с вымыслом. Кэтрин не знала чему верить, но для себя решила, что никакой любви ей не нужно, от нее одни неприятности.
«И о чем я только думаю? — лениво шевельнулось в утомленном мозгу. — Мне надо спасать свою шкуру, а я тут про какую-то любовь…»
Она и сама не заметила, как уснула.
***
Наутро Кэтрин умылась, оделась и спустилась на первый этаж. За тосты, омлет и отвратительный кофе пришлось выложить целых десять центов из ее скромных сбережений. В кошельке оставалось чуть больше тринадцати долларов, и Кэтрин понятия не имела, как протянуть на них до тех пор, пока не найдет работу.
Завтрак подавала толстая негритянка в засаленном переднике. Усатый бармен, по всей видимости, отсыпался после тяжелой смены. Впрочем, сейчас его услуги не требовались: кроме Кэтрин в зале присутствовал лишь старикашка, пришедший на опохмел. Кухарка, немного поворчала на деда, за то, что тот еще не расплатился за прошлый раз, но все-таки слила ему в стакан недопитые остатки из бутылок.
Старик молча цедил в углу свою бурду, в лучах утреннего солнца кружились пылинки, и безлюдный зал казался покинутым, как елка после Рождества.
Было тихо, только с улицы иногда доносился скрип проезжающей повозки. Над барной стойкой висели часы. До поезда оставалось еще достаточно времени, и Кэтрин не торопилась. О Нью-Йорке или Чикаго она уже не мечтала: с ее скудным капиталом так далеко не уехать. Придется как-то устраиваться в Денвере.
«Эх, было бы у меня побольше денег, — сокрушенно вздохнула она. — Если бы только мать не опустошила заначку!»
Кэтрин допила кофе и откинулась на спинку стула, оттягивая тот момент, когда придется куда-то идти. Когда придется вступить в огромный враждебный мир, где никому нет до тебя никакого дела, где всем на тебя плевать. Всем, кроме законников, которые жаждут накинуть тебе на шею петлю.
К столу подошла негритянка и принялась собирать посуду. Ее насупленные брови и громкое сопение давали понять: «Нечего тут рассиживаться». Дед-алкоголик уже дремал, развалившись на стуле, и толстуха явно была не прочь последовать его примеру.
Ну что ж, пора идти. Кэтрин подхватила саквояж и покинула салун. Мокрая грязь ослепительно сверкала на солнце — после вчерашнего дождя дорога раскисла и превратилась в болото. Подоткнув юбку, Кэтрин с опаской двинулась в сторону станции, молясь, чтобы чавкающая жижа не засосала ее башмаки. Как она ни жалась к стенам домов — всадники и колымаги то и дело обдавали ее желтоватыми брызгами.
Кэтрин решила не забирать Лорда из платной конюшни. Вчера она так и не осмелилась предложить хозяину его купить. Бумаг на коня у нее при себе не было, еще подумают, что она его украла. А с конокрадами разговор короткий — петля на шею, и дело с концом.
Главная улица закончилась. Впереди маячили бараки, грубо сколоченные из потемневших досок. Покосившиеся заборы, застиранное белье, роющиеся в грязи куры и свиньи — бодрые вывески на фальшивых фасадах больше не прикрывали убогость и нищету.
Помимо привычных ароматов навоза и нечистот ноздри вдруг уловили тошнотворный душок разложения. Поискав глазами его источник,
