Летящий ястреб, рыжая лиса - Мурзель
— Прошу.
Кэтрин сделала несколько жадных глотков. Хорошо бы и перекусить, ведь она с самого утра ничего не ела. Но не хочется ни на минуту задерживаться в этом шумном прокуренном зале.
Она несмело огляделась по сторонам. Стоящий рядом бородач в потертой шляпе хлебнул из бокала пиво и игриво ей подмигнул. Кэтрин торопливо отвернулась, ощущая, как к лицу приливает кровь. Идея, остановиться здесь на ночлег, нравилась ей все меньше. Но ничего не попишешь, деньги уже заплачены, и остается лишь надеяться, что замок на двери ее комнаты достаточно надежный.
Ладно, сегодня придется потерпеть голод, а утром она позавтракает — здесь, или где-нибудь в другом месте. К тому времени вся эта подвыпившая толпа рассосется и, дай бог, получится спокойно поесть, не опасаясь ничьих приставаний.
Среди гомона, стука посуды и бренчания фортепиано раздавались и женские голоса. Но это были не степенные разговоры почтенных матрон, а громкий смех, повизгивания и кокетливые возгласы. Неужели это падшие женщины?
Допив последние капли воды, Кэтрин поставила стакан на стойку и повернулась к залу. В желтом свете керосиновых ламп она разглядела дам в цветастых платьях с легкомысленными декольте. Некоторые сидели за столами среди мужчин, другие подпирали стены, томно покуривая папиросы в длинных мундштуках.
Одна из них — блондинка в бордовом — поймала взгляд Кэтрин и неприветливо скривила вульгарно накрашенное лицо. Неужели приняла ее за конкурентку? Но чему удивляться? За кого еще можно принять девицу без сопровождения в столь злачном месте?
Нет, надо поскорее убраться из этого зала! Кэтрин бросила взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж. На ступенях, облокотившись о поручни, тоже стояли посетители и дамы легкого поведения. Кэтрин ощутила колючий озноб. Вдруг показалось, что все как один — и те, кто сидит за столами, и те, кто стоит вокруг — смотрят на нее и будто бы говорят:
«Мы знаем».
Пульс участился, от табачного дыма запершило в горле. Кэтрин схватила со стойки стакан и поднесла к губам. Пусто — она уже выпила все до капли. Черт! Нужно взять себя в руки.
«Спокойно! Никто ничего не знает. Никому нет до тебя дела», — повторяла она себе, настороженно оглядывая шумное помещение.
И правда — все были заняты своими делами — пили, курили, флиртовали, и внимания на Кэтрин никто не обращал. Сердцебиение почти успокоилось, но тут взгляд упал на картежный стол. За ним сидело четверо. Трое — обычные, ничем не примечательные ковбои, а вот четвертый…
У Кэтрин перехватило дыхание. Опять тот проклятый индеец, с которым она столкнулась на входе в салун! И пусть на нем была обычная черная шляпа, белая рубаха и замшевый жилет с бахромой — никаких перьев и боевой раскраски — но когда он оторвался от карт и внимательно посмотрел на Кэтрин, ее бросило в холодный пот.
Трясущимися руками она подхватила саквояж и кинулась к лестнице, но когда попыталась обогнуть один из столиков, ее поймали за руку.
— Эй, рыженькая! — окликнул ее белобрысый хмырь с мутными глазами. — А внизу ты тоже рыженькая?
Его дружки оглушительно загоготали. Кэтрин вспыхнула и, вырвавшись, бросилась к ступеням. По дороге она задела кого-то плечом, но даже не глянула, кто это был. Буркнув извинение, она взлетела на второй этаж, и лишь там, в полумраке узкого коридора остановилась в поисках номера «3».
Сюда выходило всего несколько дверей, и нужная нашлась довольно быстро. Ключ легко повернулся в замочной скважине. Кэтрин вошла внутрь. В падающем из коридора тусклом свете она нашла на прикроватной тумбочке спички и зажгла керосиновую лампу.
Заперев дверь и оставив ключ торчать в замке, Кэтрин, наконец, почувствовала себя в безопасности.
Она осмотрела скудную обстановку. Тяжелый запах пыли, табака и пота многочисленных постояльцев намертво въелся в ободранные стены. Белье явно не явно не первой свежести покрывало железную кровать. На полу лежал ковер, настолько протертый и грязный, что изначальный узор уже и не различить. Хоть Кэтрин и не привыкла к роскоши, но такая убогость произвела на нее гнетущее впечатление.
В углу стоял умывальник — эмалированный тазик на треноге, щербатый кувшин и овальное зеркальце. Кэтрин плеснула в лицо водой и взглянула на свое отражение. Она никогда не считала себя красавицей. Дома над кроватью висели вырезанные из журналов фотографии знаменитых актрис и оперных див. Томный взгляд, губки бантиком, кожа, гладкая как фарфор — Кэтрин не могла похвастаться такими достоинствами.
Ее лицо, густо усеянное веснушками, было милым, но простым, ничего особенного. Обычный нос, обычный рот. Хоть зубы неплохие — и на том спасибо.
Глаза, днем зеленовато-серые, сейчас, в свете керосиновой лампы казались почти черными и поблескивали отчаянием и решимостью загнанного в угол зверя. Кэтрин верила и не верила в то, что произошло с ней за эти сутки. Ведь вчера вечером в это же время она ложилась спать в своей комнате, предвкушая приятный день, когда все разъедутся по делам, и она сможет спокойно почитать любимую книжку без назойливых окриков мамаши, хамских подначек брата и сальных намеков отчима.
А теперь она преступница, которой грозит петля. Прячется в какой-то грязной дыре за десятки миль от родного дома. Точнее, от места, где жила последние пять лет, но вряд ли могла назвать его родным домом. В носу защекотало, и Кэтрин ощутила, что вот-вот расплачется. Но что толку от слез? Она набрала в ладони холодной воды и промыла глаза. Ну вот, так-то лучше.
Кэтрин расплела косу, расчесала волосы и разделась до сорочки и панталон. Она брезгливо отогнула край одеяла и, стараясь не задумываться о происхождении подозрительных пятен на простыне, погасила лампу и легла в кровать.
Но спасительный сон все не шел. Одеяло кололось, во рту было горько от въевшегося запаха табака, а тонкие дощатые стены не спасали от шума, доносившегося из салуна. Похоже, веселье там только начиналось. Женские визги, пианино, гомон и пьяный смех пробивались сквозь шорох дождевых капель на крыше.
Как Кэтрин ни ворочалась на продавленных пружинах, как ни натягивала на себя одеяло — уснуть так и не удалось. Она все прокручивала и прокручивала в голове как убила Джорджа. В горле стоял ком, все тело
