Янтарный след - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Эта ночь все длилась и длилась, но я перестала следить за человеческим временем. Наконец в палаты мои проник первый солнечный луч. Од глубоко вздохнул и проснулся. Поднял голову и заморгал. Его светло-серые блестели жизнью, хотя и оставались еще сонными.
– О, моя дорогая… – хрипло пробормотал он, поворачиваясь, чтобы обнять меня. – Моя цветочная госпожа! Не уходи! Такой прекрасный сон…
Он приподнялся, чтобы окинуть меня взглядом, провел рукой по моему телу.
– Мне снилось, будто я был в какой-то битве… Я чуть не погиб. Я призывал Фрейю – если уж уходить в небесную дружину, то я хочу всю вечность до Затмения Богов служить ей одной. И вот ты… ты спасла меня. Где мы? В Альвхейме?
– Мы в Асгарде, – сказала я, обнимая его за шею и нежно поглаживая ямочку между ключицами. – В моих палатах. Оставайся здесь сколько захочешь. Когда пожелаешь, я верну тебя в Мидгард, и ты будешь жить еще много человеческих лет. Но пока ты со мной здесь, время не будет для тебя идти, ты не состаришься ни на миг.
– Кто же ты?
Он приподнялся и сел, глядя на меня. Я лежала перед ним во всем блеске моей красоты, несколько багряно-алых, с золотыми сердцевинками звезд сон-травы распускалось в моих золотых волосах.
– Даже дева альвов… не может быть такой прекрасной и могущественной. Ты… сама Фрейя?
– Это я. Ты угадал.
– И неужели я… – он с трудом оторвал взгляд от меня и осмотрелся, – чем-то заслужил… твою любовь? Не могу поверить. Скажи мне, что это правда.
– Это правда. Я люблю тебя, Од. Я приняла ожерелье, которое ты хотел отдать своей жене, и пока ты остаешься здесь, я буду твоей женой.
Некоторое время он молча смотрел на меня.
– Чего же я сижу? – сказал он потом, как будто сам себе. – Ведь такой сон может кончиться слишком рано… Дай мне этот цветок, – он кивнул на сон-траву в моих волосах, – я помню, ты рассказывала мне: если во сне увидеть прекрасную деву и взять у нее сон-траву, она не сможет избежать судьбы и станет моей женой.
Я вынула из волос одну из багряно-алых звезд и подала ему. Сейчас его ядовитый сок не причинял вреда – любовь может ранить лишь в Мидгарде, а здесь, в моих палатах, правит только блаженство и счастье.
Он взял цветок, прижал к груди… Там появилось красное пятно – как отпечаток. Я приподнялась, обняла его за шею и поцеловала в губы. До того я ласкала его лишь во сне, прежняя любовь была лишь игрой наших душ в царстве снов, но сейчас все происходило наяву – для меня и для него. Я готова была по-настоящему отдаться ему, и он был готов принять мой дар.
Он обнял меня, отвечая на поцелуй, но едва я выдохнула, ощущая, как жар моего желания проникает в его кровь… как он исчез.
В изумлении опустив руки, я огляделась. Ода не было на моем ложе, его не было в моем доме. Остался только помятый багряно-алый цветок, что я вручила ему…
Изменив облик, под видом обычной смертной женщины я расспрашивала людей о нем, но никто не знал его. Однако я не теряю надежды. Мир людей велик, и я продолжаю мои поиски. Каждый вечер я захожу в какой-то из домов, сажусь к очагу и разговариваю с людьми. И все жду, что кто-то упомянет о нем. Мне довольно самого малого следа…
* * *
– Тебе повезло, – богиня вдруг обратила взор прямо на Снефрид.
Сияние померкло, цветы исчезли. Платье богини стало просто серым, а глаза приобрели оттенок тающего снега. Лицо ее осунулось, но не оставалось в покое: по нему скользила то тень тоски, то луч надежды. Этот луч отражался в глазах, и вдруг Снефрид показалось, что это ее глаза – серебристо-серые, унаследованные от праматери рода, Скульд Серебряный Взор. И все лицо Фрейи стало ее лицом – выражавшим решимость и вызов, что умаляло его красоту, но придавало величия.
– Твой возлюбленный прислал тебе весть, ты знаешь, куда идти за ним. Не потеряй своего пути, а я буду оберегать тебя, обещаю… Я сама буду прокладывать тебе путь, и если ты найдешь свою любовь, ты поможешь мне найти и мою. И в мирах под кроной Ясеня станет чуть больше счастья…
Глядя в янтарь морского заката, Снефрид снова вызвала в памяти вчерашний сон, когда богиня говорила с нею. Он и так почти не покидал ее мысли, с того самого мгновения, как она проснулась в спальном чулане Кунгсгорда, возле Эйрика. Сон оставил в ней двойственное чувство: ей хотелось ухватиться за руку Эйрика, вцепиться изо всех сил, не выпускать, никуда от него не уходить, беречь то, что у нее есть – и одновременно тянуло скорее в дорогу, туда, где ждет ее истинная судьба. Это этого надлома хотелось плакать.
Глаза Фрейи – один голубой и радостный, как летнее небо, другой черный и жуткий, как бездна Хель – стояли перед нею и после: когда она прощалась с Эйриком на причалах Бьёрко, и днем, пока тянулись мимо острова и островки в морском заливе под названием Озеро. Встреча с Фрейей открыла ей многое. Неудивительно, что облик богини так тревожен и неустойчив. Она была одинока, заложница в чужом, вчера еще враждебном ей племени асов, тех, что трижды пытались ее убить и только потом, убедившись, что это бесполезно, пошли на мирные переговоры. Она обрела любовь и потеряла ее, как теряет, так или иначе, почти каждый из людей. Оттого сама любовь так неустойчива, оттого ничто другое не навлекает на себя столько людских благословений и проклятий, благодарности за счастье и жалоб на жестокость. Ничто иное, как любовь, не приносит людям столько радости и не причиняет столько страданий, оттого и облик Фрейи то греет, то овевает холодом. Она сама живет на тонкой грани между счастьем обретения и горем потери.
– Пойдем, госпожа! – Возле Снефрид появился Лейви Рокот. – Я побывал в том доме, не роскошно, конечно, но переночевать можно. Идем, я
