Цыганская свадьба - Картленд Барбара

— Твоя заботливость меня просто потрясает!

Оставив за собой последнее слово, маркиз вышел из потрясающего воображение дома Юдит — в свое время ее отец затратил на обстановку просто баснословные суммы — и забрался в свой высокий фаэтон.

Он приехал из Лондона в сопровождении одного только мальчика-грума, который сидел рядом с ним. Сейчас, когда Рэкстон взял вожжи, удерживавший лошадей под уздцы паренек отпустил их и в тот момент, когда экипаж тронулся, вскарабкался на свое место на запятках с ловкостью маленькой обезьянки.

Они покатили по подъездной аллее.

Маркиз вдруг почувствовал сильное желание как можно скорее оказаться в своем поместье.

Его вдруг ужаснуло то, что он сделал. Ведь он впервые в жизни сделал женщине предложение — и эта женщина совершенно откровенно заявила ему, что он ей очень неприятен!

Делая леди Уолден предложение, он считал, что было бы вполне разумно исполнить давнее желание отца и положиться на его суждение. Но теперь его ужаснул шаг, на который он решился.

Маркиз обладал немалым опытом, неплохо разбирался в женской психологии и прекрасно знал, что женщина способна сильно испортить жизнь мужчине, если считает, что он плохо обошелся с ней. По правде говоря, многие его любовные связи заканчивались достаточно неприятно — именно потому, что женщина была сильно влюблена в него, а он только притворялся, будто увлечен.

Он прекрасно понимал, что женщинам трудно бывает простить подобное. Для них невыносимо было знать, что они положили свое сердце к ногам мужчины, а он оказался неуязвим для всех их уловок и хитростей и так и не позволил поймать себя в сети.

«Но нельзя же влюбиться по заказу!» — почти с отчаянием подумал маркиз.

Обдумывая происшедшее, он понял, как сглупил, считая, что Юдит не поймет, что он просто хочет ею воспользоваться. И в то же время он не мог притворяться, будто любит ее.

В результате этих размышлений маркиз пришел к выводу, что свое первое предложение руки и сердца он сделал из рук вон плохо.

Больше всего он досадовал на то, что не только зал себя настоящим глупцом, но и очутился в таком положении, что, если герцог не пожелает сделать Юдит предложения, она еще может согласиться стать его женой! Злясь на себя, маркиз подхлестнул лошадей.

Маркиз Рэкстон великолепно правил лошадьми — среди друзей он считался «коринфийцем», так что мог справиться с самыми непослушными и горячими животными.

Кипя от ярости, он пустил свою четверку по дороге, соединявшей два поместья, с такой скоростью, что грум посмотрел на него с откровенным изумлением.

Лошади миновали ворота Рэкстона и понеслись по дубовой аллее так стремительно, что могло показаться, будто легкий фаэтон буквально летит по воздуху.

Они уже заканчивали короткий подъем, за которым начинался крутой спуск в долину, где стоял Рэкстон-хауз, но, когда фаэтон вылетел на самый верх, маркиз вдруг увидел на аллее впереди одинокую фигурку.

Это была женщина — и она стояла спиной к мчащимся лошадям!

Фаэтон ехал настолько быстро, что маркизу только оставалось попытаться в самый последний момент повернуть лошадей и пустить их по поросшей травой обочине. Он резко натянул вожжи — и при этом громко окликнул женщину, приказывая ей посторониться.

Она повернула к нему изумленное лицо, когда лошади были уже совсем близко от нее. И хотя маркизу нечеловеческим усилием удалось отвернуть животных в сторону, от неожиданности незнакомка потеряла равновесие, поскользнулась — и колесо задело ее.

Маркиз остановил лошадей и посмотрел назад, туда, где на дороге лежало неподвижное женское тело.

— О боже! — воскликнул он. — Кажется, я ее убил!

Глава вторая

Грум бросился вперед схватить лошадей под уздцы, а маркиз выпрыгнул из фаэтона и поспешил по аллее туда, где лежала попавшая под колесо женщина.

Приблизившись к ней, он увидел, что она очень молода. Колесо ударило ее в левый бок, на лбу была кровь, белая блузка странного покроя разорвалась, и обнажилось плечо, из раны обильно текла кровь.

Маркиз наклонился, одновременно доставая из кармана дорожного сюртука чистый носовой платок. Потом, поняв, что девушка лежит без сознания, он посмотрел сначала на фаэтон, а потом на расстояние, остававшееся до дома. Оно было невелико, и он решил, что понесет ее на руках.

Он смутно помнил, что если у человека есть внутренние повреждения, то его опасно трясти и даже просто двигать, — но не мог оставить раненую девушку лежать на дороге.

Она была маленькая и худенькая, а на руках ее можно было переправить в дом с большей осторожностью, чем на фаэтоне, — тем более что при этом ему еще пришлось бы править горячими и испуганными лошадьми.

Маркиз очень бережно поднял беспомощную фигурку на руки. Она показалась ему невероятно легкой.

— Поезжай на фаэтоне домой, Джим, — приказал он груму, который наблюдал за ним от экипажа. — И скажи прислуге в доме, что произошел несчастный случай.

— Слушаюсь, милорд, — ответил грум и в следующую секунду уже покатил по аллее.

Медленно и осторожно маркиз направился следом за ним.

Шагая к дому, он взглянул на свою ношу и только теперь заметил, что, несмотря на кровоточащую ссадину на лбу, девушка необычайно хороша собой, но красота ее довольно странная и непривычная.

У нее была черные волосы — такие длинные, что маркиз решил, что они должны спускаться ниже талии. Закрытые глаза были окружены идеальной формы полумесяцами из длинных темных ресниц, казавшихся еще более яркими на фоне молочно-белой кожи.

На англичанку она была не похожа… И тут маркиз взглянул на ее наряд и понял, в чем дело.

Девушка, которую сбил его фаэтон, оказалась цыганкой!

На ней была характерная пышная ярко-красная юбка, надетая, как решил маркиз, поверх нескольких нижних юбок. Кроме того, на девушке был черный корсаж, зашнурованный спереди, тонкую талию обвивал широкий пояс, а у вышитой блузки был довольно большой вырез и отсутствовали рукава.

Он всегда считал, что цыгане должны быть грязными и дурно пахнуть — но от девушки, которую он нес на руках, исходил восхитительный слабый аромат каких-то восточных благовоний — видимо, они были нанесены на ее волосы.

Маркиз увидел, что на шее у нее надето ожерелье из золотых монет, между которыми были нанизаны, как ему показалось, крошечные кусочки красного стекла.

Он вспомнил, что когда-то слышал, будто цыганки очень любят украшения.

Ему показалось, что некоторые из монет в ожерелье девушки очень древние. Трудно было сказать, являются ли они раритетами, но они определенно были старыми и иностранными. Тут маркиз прервал свои наблюдения, мысленно укорив себя за то, что обращает внимание на что-то помимо своей жертвы, которая, возможно, получила серьезные ранения.

По крайней мере, девушка была жива, что уже являлось некоторым утешением. Она не приходила в себя, но дышала ровно. Маркиз решил, что ее пугающая бледность могла быть естественным цветом кожи.

Он достаточно быстро прошел подъездную аллею и добрался до двора усадьбы, за которым начиналась огромная лестница, ведущая к парадному входу.

Когда он приблизился к дому, ему навстречу поспешно вышли несколько лакеев, но первым подошел Берк, дворецкий.

— Нам сказали, что произошел несчастный случай, милорд. Леди серьезно ранена?

— Понятия не имею, — отрывисто ответил маркиз.

Дворецкий зашагал рядом с ним и изумленно воскликнул:

— Да это ведь не леди, милорд! Она же из этих цыган!

— Каких цыган?

— В это время года в окрестных лесах всегда останавливаются цыгане, милорд.

Рэкстон начал подниматься по ступенькам.

Когда маркиз оказался в Мраморном холле, там уже столпилось немало народа, но он, не обращая на них внимания, начал подниматься по украшенной резьбой лестнице, где на первой площадке обнаружил миссис Мидхэм, домоправительницу. При виде него она испуг присела в реверансе.

— Которая спальня готова? — осведомился маркиз.