Виктория Холт - В тени граната
Через несколько мгновений многие зеваки сорвали с беседки по золотому украшению; толпа сзади, увидевшая, что происходит, решила не упускать возможности и надавила вперед, и буквально в несколько минут с беседки содрали все золотые украшения, которые делали ее произведением искусства.
А король все продолжал танцевать, улыбаясь молодым леди и время от времени бросая взгляд в сторону королевы. Наблюдает ли она? Восхищается ли она?
Каждый раз, когда их глаза встречались, Катарина была наготове; ей удалось придать своему лицу то выражение изумления, которое он все время искал.
Наконец, музыка затихла, и Генрих остановился, одаряя милостивой улыбкой всех собравшихся.
— Вы видите,— провозгласил он,— что на костюмах исполнителей есть золотые буквы. Это мои инициалы и той, что так мне дорога. А теперь я предлагаю леди подойти и взять себе эти переплетенные инициалы; надеюсь, они сохранят их, а когда им придет время выходить замуж, постараются жить в полном согласии и последовать примеру своей королевы и... Сэра Преданное Сердце.
Леди ринулись вперед. Катарина заметила, что многие бросали кокетливые взгляды на короля, и тогда почувствовала благодарность королю за его преданность и устыдилась, что порицала его. Он просто мальчик, сказала она себе, мальчик, который хочет быть хорошим. Внезапно послышались крики с другого конца залы, где стояла золотая беседка, теперь превратившаяся в несколько деревянных стоек. Простой народ, которому, как того требовали обычаи, разрешили посмотреть, как пирует, танцует и веселится их король, ринулся вперед.
Молодым леди предложили снять с короля его украшения — хорошо, пусть они так и сделают, а мужчины помогут им в этом.
Послышались испуганные и удивленные возгласы танцоров, которых окружили со всех сторон. Сам король попал в руки полудюжины смеющихся мужчин и женщин, но в их глазах было нечто большее, чем смех. Они увидели роскошь Вестминстерского дворца и сравнили его со своим домом; они увидели мужчин и женщин, чья одежда была покрыта сверкающими драгоценностями и золотыми украшениями, каждое из которых позволило бы им жить в роскоши много лет.
Это был их король, их возлюбленный король, но толпа, чувствующая свою сплоченность перед лицом правителей, заслышав призыв, была неизменно готова. Здесь же был всего лишь маскарад, и люди прониклись духом маскарада. Они не причинят вреда своему прекрасному королю, но им нужны его драгоценности.
Слушая, как протестуют его друзья, чувствуя, как к нему все ближе придвигаются люди с не очень приятным запахом, Генрих перестал быть мальчиком, ищущим наслаждения. Он немедленно стал проницательным и хитроумным мужчиной. Он не знал страха, всегда чувствовал, что сможет справиться с любой ситуацией; как можно чаще общаясь со своим народом и находя в этом удовольствие, он мог понять их; поэтому из всех знатных мужчин и женщин в этой зале король был самым спокойным и самым мудрым.
Эти голубые глаза, так легко загоравшиеся яростью от неосторожного слова придворного, были полны веселья. Они явно были полны смеха. В свою игру он поиграл, теперь должен поиграть в игру народа; при этом он не забыл, что все еще был главным игроком.
Он улыбнулся, глядя прямо в глаза хорошенькой юной швее, оторвавшей золотую пуговицу с его дублета.
— Пусть от нее еще ярче засияют твои прелестные глазки,— сказал он.
Та испуганно вспыхнула, потом повернулась и убежала.
С него сорвали все его драгоценности, стащили с его плеч плащ, так что на нем остался только дублет и штаны. Он рассмеялся, видя, что люди, сдирая с его придворных ценности, обращаются с ними белее бесцеремонно чем с ним. Более того, он также увидел, что в зал ворвалась с поднятыми алебардами охрана и приступила к делу — схватила несколько человек и загнала их в угол зала, откуда те стали громко их поносить.
Быстро оглядевшись вокруг, Генрих заметил, что растрепанные леди в замешательстве и что сэр Томас Невет, который взобрался на одну из стоек беседки и висит там,— совершенно голый. Сэр Томас так яростно протестовал, что толпа содрала с него не только драгоценности, но и всю его одежду.
Глядя на цепляющегося за стойку Невета, Генрих внезапно разразился оглушительным хохотом — это был сигнал. Ясно, что король намеревался отнестись к происходящему как к одной из маскарадных забав, и всем следовало сделать то же самое. До того ворчавшие простолюдины, теперь тоже засмеялись. «Боже, храни короля!» — кричали они и делали это искренне. Он не разочаровал их. Это была честная игра, и такого короля им нечего бояться.
Генрих закричал придворным:
— Почему вы такие мрачные? Мой народ попользовался добром. Давайте оставим все, как есть — должен признаться, я голоден да и пить тоже хочется.
С зажатой в руках добычей простолюдины не противились, когда их выдворяли из зала. Сюда доносились отзвуки их смеха. Они были в восторге. Они любили своего короля. Теперь, когда он будет проезжать по улицам, они будут приветствовать его еще громче, чем раньше.
Катарина, с растущим ужасом наблюдавшая этот инцидент, была немало поражена поведением короля. Она ожидала, что он зарычит от гнева, призовет охрану, подвергнет наказанию людей; однако, она, не спускавшая с него глаз, не увидела никаких признаков гнева на его разгоряченном лице.
Теперь она поняла, что он не просто мальчик. Он король. И он оценит свою корону дороже всех драгоценностей в мире. Он не беспомощный мальчик, потому что знает, что корона остается у него по воле народа. Он может неистово гневаться на своих придворных, может без колебаний послать их на плаху, но лицом к лицу с толпой явит лишь свое милостиво улыбающееся лицо.
Значит, она не знает этого человека, за которого вышла замуж и которого, ей казалось, она знает; от этой мысли в душе у нее зашевелилось опасение.
Он уже стоял рядом с ней с озорным видом в своем дублете и штанах.
— Пойдем, Кейт,— сказал он,— я умираю от голода.
Он взял ее за руку и повел в свои покои, где их ожидал пир; и сидя за этим столом на почетном месте с Катариной по правую руку от него, Генрих весело обозревал своих придворных в разорванных одеждах, но никому не позволил удалиться кроме сэра Томаса Невета, который, как он сказал, ради приличия должен найти себе что-нибудь одеться.
— Друзья мои,— заявил Генрих,— то, что вы потеряли — дар простонародью. На этом и покончим. А теперь за дело!
И, смеясь, набросился на доброе красное мясцо, которое так любил.
* * *Графиня Девонширская бесцеремонно вошла в покои королевы. Катарина любезно приняла любимую тетушку своего супруга, но сразу же заметила, что графиня встревожена.
