Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков
– Товарищ Дао Тхи Лан, передайте в дивизионы, чтобы изыскали дополнительные средства маскировки, – кивнул Шульц.
– Когда американцы знают, что они прикрыты, они наглеют. Этим надо пользоваться, – добавил Рузаев.
Обмениваясь мыслями, на ходу, они вырабатывали новую тактику и тут же разыгрывали ее на планшете, переставляя по расчерченному кругами бумажному листу маленькие пластмассовые фигурки самолетиков. Тут же полковнику Тхи Лану показывали, как нужно готовить позицию и маскировать ее. Тхи Лан хитро улыбался и отвечал, что если надо, они зароют все установки в землю и их никто не найдет, даже сами советские товарищи.
– Значит, так, – подытожил Шульц. – Товарищ Рузаев пока отдыхает до полного выздоровления и до восстановления комплекса. Вновь прибывший товарищ Семен Степанович Сорокин осуществляет командование дивизионом. Стреляющим – майор Гора. Лейтенант Кашечкин временно поступает в распоряжение подполковника Сорокина. Вы, Дао Тхи Лан, обеспечиваете запасные позиции и перебазирование. Вопросы есть?
– Есть, – снова выступил Рузаев. – Неплохо было бы допросить какого-нибудь пленного пилота и послать наблюдателя, чтобы визуально оценил действия американской авиации.
– Да, конечно, – согласился Шульц, – но у нас нет свободных офицеров, а все пленные летчики уже отправлены.
– Я мог бы сам пойти в разведку наблюдателем.
– А как ваше самочувствие? – спросил Шульц.
– Отлично. Для такой простой прогулки, как наблюдение, вполне годен.
– Добро, – кивнул Шульц. – Товарищи офицеры, разъезжаемся по местам. Общее командование операцией оставляю за собой. Товарищ Рузаев отправляется в наблюдение и доложит результаты на следующем совещании. Необходимо выработать новые методы борьбы. Хорошо бы составить доклад для наших инженеров. В общем, работы прибавляется.
***
Рузаев раздвинул листву, перегородившую тропинку, и увидел розовую скалу Вэй именно такой, как ее описывал Дао Тхи Лан. Он еще раз внимательно сверился с картой, вздохнул и убрал ее в планшет. До деревни уже близко, но идти не хотелось. Надвигался стремительный тропический закат, лесные тени накрыли поляну, и розовая скала в лучах заходящего солнца светилась красноватым светом. Ее красноватая пирамида была испещрена глубокими поперечными складками, будто горло старой черепахи.
У подножия одной из граней пирамиды чернело отверстие пещеры. Возле этого отверстия сидел человек и что-то помешивал в медном котелке, стоящем на кучке углей.
Чувствовалось, что человек этот очень и очень стар. Его узкоглазое лицо сморщилось и потемнело до такой степени, что стало похоже на сушеную сливу. Длинные волосы с седыми прядями заплетены в косичку, кончик которой свисал до земли. На самом старике был надет длинный балахон из грубой ткани, когда-то оранжевой, а теперь в достаточной мере линялой, где искусственный оранжевый цвет сменился естественной желтизной старой ткани.
Старик поднял голову, и глаза его на миг встретились с глазами Рузаева. Не меняя сосредоточенного выражения, старик вновь наклонился к котелку, что-то в нем помешал, и тут же подвинулся, переместившись на другой участок точно такой же травы. Старик не кивнул, не улыбнулся, не произнес ни слова, а только подвинулся. Но в этом жесте, полном спокойствия и достоинства, чувствовалось такое искреннее приглашение, что Рузаев без всяких сомнений подошел к нему и встал возле. От котелка пряно пахло.
Старик еще раз поднял глаза на Рузаева и опять занялся котелком. Рузаев посмотрел на примятую траву, примериваясь, как бы половчее сесть. Но сесть было неудобно. И стоять столбом рядом со стариком тоже было неудобно.
Рузаев осмотрелся. Ничего приличного, на что можно было бы сесть, не наблюдалось. Он кивнул старику и пошел обратно к стене леса. Старик оторвался от котелка и следил за ним немигающим взглядом. Он все так же спокойно ворошил угольки под котелком, и едва заметный пахучий пар стелился по траве.
Рузаев зашел в лес, в котором уже царил мрак. Кроны древесных гигантов качались высоко над головой на фоне еще светлого неба. Лежащие на земле ветки и обломки стволов были гнилыми насквозь. Рузаев подошел к одному обломку покрепче на вид и пнул его ногой. Тот хрустнул, но выдержал. Рузаев подхватил его и неспешно поволок к костерку.
Старик все так же молча наблюдал за тем, как Рузаев, пыхтя, вытащил бревно из лесу, только лицо его чуть сморщилось хитрым прищуром. От этого легкого прищура глаза старика стали совсем узенькими, а набежавшие морщинки придали лицу на редкость шельмовское выражение.
Рузаев, пыхтя, доволок обломок, и собираясь сесть, бросил его рядом со стариком. Обломок со стуком упал на каменистую землю и рассыпался. Вместо уютного сиденья на земле лежала неопрятная куча гнилушек.
Старик поглядел на Рузаева, затем на кучу мусора, еще подвинулся и наконец произнес скрипучим голосом на чистом русском языке:
– Суета сует.
С этими словами он взял несколько гнилушек и положил в костер, после чего вновь озабоченно помешал в котелке.
– Вы знаете русский язык? – удивился Рузаев, глядя на старика. Тот молча кивнул.
– Откуда?
– Давно было, – старик покачал головой.
Котелок ответил ворчанием. Гнилушки густо задымили. Солнце село. На Рузаева, стоявшего во весь рост, кинулись полчища москитов.
Старик выгреб откуда-то из-за спины сложенные пальмовые листья и положил их на землю рядом с собой. Рузаев, кряхтя, сел. Его сразу охватил пряный запах варева, запах дыма и углей. Москиты отстали.
– Суета сует…
– Мне у вас переночевать надо. К своим иду. Утром зайду в деревню, и в путь.
Слушая его, старик мягко кивал головой. Рузаев резким щелчком сбил в сторону надоевшего москита.
– Меткий глаз, – заметил старик.
– Да. Войска ПВО. – Рузаев замолчал. От старика, от его котелка исходили покой и тишина, и казалось, даже ветер стих, внимая его словам.
– А где вы так хорошо языку научились?
– Я жил у вас. Да,– старик цедил слова медленно-медленно. Его старое морщинистое лицо, желтый балахон, медный котелок – все было такое древнее, именно древнее, а не просто старое, что казалось вечным.
Говоря эту простую фразу, старик уже успел достать откуда-то две мятые жестяные кружки, налить в них варево и подвинуть одну кружку Рузаеву.
– Да, жил…
– В Советском Союзе? Где, в Москве, в Ленинграде?
– В России. В Советском Союзе не был.
– Российская Федерация – часть Союза, – уточнил Рузаев.
– Нет, Россия ничьей частью не была. Давно было… В Ляодуне был. Японцы пришли, – в Питер поехал.
– С японцами воевали? – все еще не понимал Рузаев.
– Нет, не воевал. Японцы воевали. Я не воевал. Мне нельзя. В Питер уехал от них.
– А что же после победы не вернулись?
– После
