Евгения Марлитт - Дама с рубинами. Совиный дом (сборник)
– Дедушка! – с мольбой прервала его Маргарита, закрывая ему рот рукой.
– Ну-ну, не буду, – проворчал он, убирая со своих усов холодные пальчики. – Ради тебя, Гретель, не скажу больше ни слова. К чему отравлять тебе жизнь ненужными советами и докучливыми нравоучениями! Ты, конечно, лучше меня знаешь, что вам предстоит загладить вину перед мальчиком, который упал как снег на голову, а также перед беднягой стариком Ленцем. Не понимаю, как мог он не вмешаться в эту историю и не потребовать с самого начала от того, ну да, от твоего отца, признания прав мальчугана! Разве что художнику, одаренному кроткой поэтической душой, незнакомо чувство негодования.
Жена фактора приготовила прекрасный ужин, но Маргарита не могла есть. Она накладывала кушанья деду и оживленно разговаривала с ним, а после ужина набила ему трубку, потом уложила его книги в сундучок и приготовила все к завтрашнему отъезду. Бегая взад-вперед по лестнице, она вдруг остановилась у окна темной комнаты на верхнем этаже и прижала руки к готовому вырваться из груди сердцу.
Высокие, ярко освещенные окна Принценгофа казались такими близкими, сияя во мраке ночи, что остаток самообладания, которым молодая девушка вооружилась в присутствии деда, покинул ее при этом зрелище. Из груди ее вырвался стон отчаяния, она бросилась на стоящий поблизости диван и зарылась лицом в подушки. А перед ней проносились картины, от которых она хотела спастись.
Она видела веселых, счастливых людей в благоухающих цветами ярко освещенных комнатах маленького замка. Впереди всех была невеста – белокурая красавица, которая ради любви забыла о своем высоком происхождении и меняла знатное имя на имя чиновника. И рядом с нею был он… Маргарита вскочила и выбежала из своей комнаты.
Внизу, на своем обычном месте в углу дивана сидел советник.
Он, по-видимому, успокоился, так как читал газету и курил набитую внучкой трубку.
Маргарита взяла тальму.
– Я пойду подышу свежим воздухом, дедушка, – крикнула она ему уже от двери.
– Пойди, дитя мое, – сказал он. – Южный ветер снимает ледяную кору с природы и благотворно действует на все живые существа.
Выйдя из дому, она пошла мимо замерзшего пруда, покрытого таким глубоким снегом, что его едва можно было отличить от дороги.
Огни на фабрике давно погасли, во дворе было тихо, и только злая цепная собака выскочила с громким лаем из конуры, когда молодая девушка проходила ворота. В поле гудел весенний ветер, обещающий с наступлением ночи превратиться в бурю; непокрытые волосы Маргариты разлетались от его теплого и влажного дуновения, которое приятно ласкало ее лицо.
Было очень темно, на небе не виднелось ни одной звездочки; тяжелые низкие тучи нависли над землей, готовые разразиться теплым дождем.
Этот дождь разрушит оковы природы, благодатные слезы потекут с ветвей на грудь матери-земли и снимут белый саван с ее лица.
О, если бы можно было выплакать свое горе и не смотреть сухими пылающими глазами на полный невыразимой скорби жизненный путь!
Куда она шла? Она устремилась на свет, тот губительный огонь, который убивает ночную бабочку, обжигая ей крылья. И если бы из окон того дома, куда ее влекло, вырвалось навстречу ей всепожирающее пламя, она и тогда не смогла бы остановиться и неудержимо понеслась бы на верную смерть.
Она почти бежала по дороге через поля. Скрип плотного снега под ее ногами был единственным звуком, нарушавшим ночное безмолвие, но, когда она свернула с тракта и перед ней открылись обширные цветники Принценгофа, ветер донес до нее из замка несколько громких аккордов.
Вероятно, за роялем сидела невеста. Это не была, конечно, святая Цецилия с вдохновенным лицом – своими роскошными формами и ярким румянцем она напоминала скорее рубенсовских женщин; ее густые светлые волосы блестели при свете люстр и красивые пальцы скользили по клавишам. Но нет, эти пальцы не могли извлечь из инструмента таких изумительных звуков: Элоиза фон Таубенек играла дурно и без души, что доказала еще так недавно!
Но кто же был этот невидимый музыкант, очевидно, принимавший участие в сегодняшнем празднике? Бурное ликование и восторг слышались в его исполнении.
Из окон северного фасада лился яркий свет. Обширная лужайка, пестревшая летом клумбами цветов, лежала теперь однообразным белым полем вплоть до шпалер с розами, отделявших его от вымощенной площадки перед домом, на которой снег лежал тонким слоем, так как его постоянно счищали. Маргарита дошла сюда, не встретив ни души.
Теперь, умерив шаг, она подошла к окнам. Зачем? Что было ей тут нужно? Она не отдавала себе в этом отчета – ее гнала сюда таинственная сила, как гонит буря оторвавшийся лист. Она должна была бежать сюда, хотя знала, что вид счастливой пары разобьет ей сердце.
В зале, где стоял рояль, шторы были опущены, за их прозрачной тканью не было заметно никакого движения – по-видимому, все неподвижно слушали игру. Но три окна соседней комнаты, близ которой остановилась молодая девушка, не были занавешены. Яркий свет люстр лился через оконные стекла и заставлял выступать из глубины комнаты висевшие на стенах княжеские портреты. Это была столовая, здесь проходил обед после помолвки, и теперь два лакея убирали со стола, рассматривая на свет неполные бутылки и допивая оставшееся в рюмках вино.
Заключительные аккорды музыкальной пьесы давно смолкли, а Маргарита все стояла около одной из низкорослых шаровидных акаций, которые через определенные промежутки прерывались шпалерами роз. Ветер отбросил ей волосы со лба и висков и осыпал ее хлопьями снега, падавшими с жестких ветвей деревца. Но она этого не чувствовала. Сердце ее стучало как молот, дыхание сдавливалось в груди, а горящий взгляд безостановочно блуждал по всем незанавешенным окнам – в каком-то из них должна же была наконец показаться счастливая пара.
Какое безумие стоять здесь в бурю и непогоду и ждать смертельного удара!
Вдруг на противоположном конце дома отворилась дверь, из слабоосвещенных дверей вышел мужчина и стал спускаться с низкого крыльца, между тем как дверь за ним запирали.
Застигнутая врасплох девушка на минуту как бы окаменела от испуга. Шпалера роз мешала броситься через лужайку и скрыться в темноте поля, но и до нее ей надо было прежде пробежать всю длинную, ярко освещенную площадку перед домом. Однако выбора не было – она уже была замечена и только быстрота ног могла спасти ее от неизбежного унижения. И Маргарита помчалась по площадке, достигла проезда к западному крылу замка и бросилась в поле.
Ветер подхватил ее и понес, как снежинку, облегчая бег, но ни он, ни быстрота ног не могли спасти девушку – шаги преследующего ее мужчины все приближались. Дорога стала скользкой, девушка поскользнулась, упала на одно колено и в ту же минуту с невыразимым ужасом почувствовала, как ее обхватила и подняла сильная рука.
