Мишель Маркос - Искусство порока
— Пожалуйста, Атина, не упрекайте меня за леди Понсонби. Она ничего для меня не значит.
— Неужели? — раздался чей-то голос из глубины комнаты.
Атина повернула голову и увидела женщину, голое тело которой было освещено солнечным светом, пробивавшимся сквозь затемненные занавесками стекла.
— Леди Понсонби, — сказала Атина, и это имя прозвучало почти как проклятие.
Женщина села на кровать, прислонившись спиной к деревянному изголовью, нисколько не смущаясь своей наготы.
— Или более известная как леди Осьминог. — Она взяла со столика второй бокал, не замеченный ранее Атиной. — Хотела бы я иметь еще четыре конечности, чтобы обвивать ими вашего драгоценного возлюбленного.
В панике Кельвин бросился на постель.
— Почему ты не осталась в другой комнате? Атина, я сейчас объясню.
— Думаю, не стоит этого делать, Кельвин. Я и так все прекрасно поняла. — Она не позволит леди Понсонби шокировать ее своей наготой или своими словами. Она поставила стул в ногах кровати и села. — Леди Понсонби была недостаточно откровенна со мной, когда говорила, что не помнит, какая у вас фамилия. На самом деле она хотела присвоить ее себе, не так ли?
— Не понимаю, — сказал Кельвин, примостившись на край постели.
— Конечно, не понимаете. Как я уже говорила, вы не знаете, что такое любовь, поэтому не можете понять, что она делает с женщиной.
Кельвин перевел взгляд с одной женщины на другую, явно смущенный молчаливой связью между ними.
Атина положила ногу на ногу — один из строгих запретов согласно книге графини Кавендиш.
— С некоторых пор, Кельвин, леди Понсонби воспылала к вам любовью. Она сделает все, чтобы стать вашей женой. Для этого она даже пожертвует мной.
— Вы с ней встречались?
— Да, встречались. Понимаете, когда-то я просила ее научить меня тому, что умела она. Но она не смогла. Потому что, как оказалось, она сама ничего не умеет.
— И все же это я в постели с Кельвином, а не вы, — съязвила леди Понсонби.
— Да, правда. Вы завладели его членом. Но этим вы вряд ли завоюете его доверие.
— Для начала этого достаточно.
Атина покачала головой, хотя понимала, насколько глупо было в это верить. Когда-то она считала, что именно таким способом — в постели можно завоевать любовь мужчины. Она даже учила этому других. Но как же она ошибалась! «Когда мужчина возбужден, он своими жаркими словами, поцелуями, объятиями заставляет вас поверить, что он вас любит». Этому научил ее Маршалл. «Любовь порождает желание, но желание не всегда порождает любовь. Если мужчина действительно любит тебя, ты узнаешь об этом не по его поцелуям, а по его поступкам».
— Вы надеялись, что конец будет в вашу пользу, но он так и не наступил. Кельвин никогда не обещал вам жениться. А когда вы поняли, что он все же больше склонен жениться на мне, чтобы угодить герцогине, вот тогда вы решили погубить мою репутацию. Если я стану изгоем общества, даже герцогиня не сможет заставить Кельвина жениться на мне. Поэтому вы рассказали Нэнсу о том, что происходит в школе. В школе, которую вы сами помогли мне открыть.
Леди Понсонби внимательно посмотрела на Атину.
— Не прикидывайтесь одураченной наивной девушкой. Вы просили научить вас, и я научила. Но все имеет цену, так что вы не можете ожидать, что, обучаясь темным сторонам жизни, вы останетесь чистенькой.
Атина внутренне содрогнулась. Леди Понсонби оказалась права. На самом деле она была крестной матерью Атины, вселив в нее ту красоту, с помощью которой она хотела завоевать своего принца. Но это была не та красота. И не тот принц.
Атина встала и направилась к двери.
— Сейчас мне пришло в голову, что я так и не поблагодарила вас за эти знания. Поэтому я благодарю вас сейчас — обоих. Леди Понсонби, я никогда не выйду замуж за Кельвина. Можете забрать его себе. А вы, Кельвин, забирайте леди Понсонби. Вы стоите друг друга. Более чем.
Глава 27
Каждую неделю, что Атина избегала встречи с Эдвардом Нэнсом, в «Городском глашатае» появлялась новая скандальная статья. Одна статья была посвящена родителям Атины, которые описывались как беспутные прожигатели жизни, разорившие свою дочь и толкнувшие ее на самое дно, откуда ее вынужден был вытащить ее дед. В следующей статье дед представал перед публикой как пьяный негодяй, чьи дочь и зять погибли при подозрительных обстоятельствах и без свидетелей. В одной из последних статей досталось Эстер. Оказывается, она озлобленная, бездетная женщина, ее муж не хочет, чтобы ее видели рядом с ним в свете. Извращения были просто чудовищны, но никто, кроме Атины и Эстер, не должен был это знать.
Несмотря на страшные разоблачения, Атина и Эстер продвигали свой план. Они вместе наносили визиты всем своим ученицам и их семьям. Им приходуюсь выслушивать гневные тирады родителей, братьев и опекунов о том, какими взглядами их провожали на улицах, как унижали на балах и как препятствовали появлению в клубах. Атина и Эстер давали им выговориться, а потом убеждали их в том, что ученицы должны немедленно вернуться в школу.
Атина объясняла, что лучший способ избежать провокаций желтой прессы — противостоять им. Если они не разрешат своим дочерям закончить семестр, это равносильно признанию в соучастии. Если леди вернутся в школу, они покажут всему миру, что не делают ничего постыдного. В противном случае они не смогут избавиться от подозрений.
Эстер понимала, в какое незавидное положение они попали. Перед ними вырисовывались две перспективы. Обе они были одинаково суровы, и ни одна не защищала от всеобщего злословия. Но единственным способом борьбы с гнусным преследованием было объединение.
В тот день, как школа официально возобновила свою работу, Атина и Эстер сидели в гостиной, терпеливо ожидая появления учениц. Они старались держаться, но с неумолимым тиканьем часиков на камине их надежды начали постепенно таять. Неожиданно входная дверь хлопнула, они разом встали и, не дожидаясь Герт, побежали встречать приехавших. В дверях стояли леди Кэтрин и ее мать, лакей вносил в дом вещи, принадлежавшие ученице. Атина была так счастлива, что принялась по очереди обнимать всех троих.
В течение часа прибыли еще три девушки, а к полудню собрались все, кроме троих. Атина отпраздновала событие грандиозным чаепитием, после которого были устроены танцы под музыку приглашенного трио музыкантов.
Но Эдварда Нэнса не так-то легко было остановить. В каждом последующем номере газеты он публиковал статьи о школе и ее ученицах. Стало очевидно, что Атина заслужила слишком дурную славу. Было невозможно игнорировать тот факт, что прохожие старались как можно скорее пройти мимо здания школы, а когда ученицы выходили на прогулку в парк, на них смотрели с любопытством и — что хуже — с осуждением. Но когда Атина вернулась в школу и увидела, что на двери было написано красной краской «Платные шлюхи», она решила, что уже недостаточно просто делать вид, что ничего не происходит.
