Патриция Гэфни - Идеальная любовница
— Сумеешь подцепить.
Рэйчел кивнула.
— Когда до меня наконец дошел смысл затеянной игры, я не стала противиться и включилась в нее довольно охотно. Видишь ли, я все-таки была пустой, поверхностной девчонкой. Мне хотелось доставить удовольствие родителям… чтобы они могли мной гордиться.
— Это не такой уж страшный грех.
— Неужели? Мне кажется, все зависит от последствий. В моем случае, согласись, грех был совершен немалый.
— Нет, — решительно возразил Себастьян, — я ни за что не соглашусь. Но даже если ты права, думаю, тебе придется согласиться, что виновная понесла наказание, несоизмеримое с совершенным прегрешением.
— Я никогда не…
— Давай отложим этот тонкий богословский диспут на потом, — предложил он. — Что было дальше? Я полагаю, ты познакомилась с Лидией?
— Да. При довольно-таки… памятных обстоятельствах. Однажды ночью я вошла в туалет и обнаружила ее там. Она пыталась вскрыть себе вены ножом для разрезания писем.
— Боже милостивый!
— Прежде мы с ней почти не общались, у меня в школе был другой круг друзей, но после этого случая я почувствовала… ну, не знаю… ответственность за нее. Она была так несчастна…
— Почему?
— Ну… — Рэйчел устало повела плечом, словно давая понять, что считает объяснение непосильной для себя задачей. — Она была беспокойная, неуравновешенная, у нее бывали беспричинные перепады настроения. Кажется, это называется вспыльчивым характером.
Себастьян мог бы предложить несколько других определений, но предпочел задать очередной вопрос:
— Да, но почему?
— Почему она была так несчастна? Ее мать умерла, когда ей было одиннадцать лет. Она… О, Себастьян, я не знаю! Почему при одних и тех же обстоятельствах одни люди ведут себя как обычно, а другие страдают и чуть ли не умирают? Лидию нельзя было назвать сильной личностью. Она ненавидела себя, была болезненно обидчива, ни с кем не умела ладить, всем грубила… Никто ее не любил. — Рэйчел рассмеялась коротким горестным смешком. — Разве я могла с ней не подружиться? Ты не думай, она была преданной и умела проявлять великодушие. У нее даже было своеобразное чувство юмора — довольно-таки мрачное, но я находила его занятным. И я ни на минуту не поверила, что она действительно собиралась покончить с собой. В ту ночь она взяла с меня клятву хранить молчание, и у меня ни разу не возникло желания её выдать. Она просто старалась привлечь чье-нибудь внимание.
— И ей это удалось. На дороге ей попалась ты.
До чего же нелепую мешанину случайных обстоятельств представляет собой жизнь! Если бы кто-то другой вошел в ту ночь в туалетную комнату дорогой закрытой частной школы для девочек, Рэйчел не суждено было бы подружиться с никем не любимой Лидией Уэйд, познакомиться с ее отцом и выйти за него замуж, а потом провести десять лет в тюрьме за убийство, которого она не совершала. Как часто ей, должно быть, приходила в голову та же бесплодная мысль! Разве она могла не озлобиться? «На что вы надеетесь?» — спросил он ее в первую ночь их близости, и только теперь до него дошел смысл ее ответа: «Я надеюсь, что сумею это выдержать».
Рэйчел поднялась на ноги. Небо над головой стало белым, как молочный опал, а на горизонте — коралловым. Коровы ушли; Себастьян даже не заметил их тихого отступления. Щенок вскочил и заковылял к Рэйчел. Она опустилась на колени и ласково потрепала его по голове, одновременно продолжая свой рассказ:
— Когда мы уже были в выпускном классе, Лидия пригласила меня к себе домой в Тэвисток на весенние каникулы. Мне не очень хотелось ехать, но мама настояла. Ей казалось, что время уходит, а Уэйд был богат… Безусловно, завидный жених. «А вдруг из этого что-нибудь да выйдет?» — говорила она.
И Рэйчел покачала головой, поражаясь мрачной иронии этих слов.
— Раньше ты не была знакома с Уэйдом?
— Нет, но Лидия о нем много рассказывала. Какой он замечательный человек, лучший отец на свете. Я была заранее уверена, что он мне понравится.
— Так оно и случилось.
Она вздрогнула и подняла на него глаза.
— Нет. Все было не так. Поначалу он мне совсем не понравился.
— Почему?
— Не знаю, это трудно объяснить. Я и сама тогда ничего не понимала, но что-то меня беспокоило… Мне было неловко с ним. И не только потому, что он проявил ко мне интерес как к женщине, а не как к школьной подружке своей дочери. Он сразу дал мне это понять, и одного этого было достаточно, чтобы меня смутить, но было что-то еще, только я никак не могла определить, что именно. А потом это ощущение пропало.
— Что значит «пропало»?
— Он стал таким обходительным, внимательным, милым. Старался во всем мне угодить. Мне это льстило. Я позабыла свое первое впечатление, а может, и убедила себя, что оно было ложным.
— А потом?
— Потом… Я знала, что нравлюсь ему, но, когда он написал моему отцу и попросил разрешения за мной ухаживать, я была просто сражена наповал. Разрешение, как ты понимаешь, было дано незамедлительно, и в то лето он трижды посетил нас в Оттери. Потом он сделал мне предложение — опять-таки в письменной форме, обращаясь к моему отцу, — и в конце концов меня убедили его принять.
— Убедили принять.
Вот они и подошли к самой сути. Рэйчел играла со щенком, гладила его мохнатые уши, почесывала шею, лохматила шерсть и при этом упорно смотрела только на свои руки.
— Я сдалась. Капитулировала. Предала все свои девичьи мечты о возвышенной романтической любви. У меня были опасения, были сомнения, но я убедила себя, что это все девичьи фантазии, и вышла замуж за человека, которого не любила, которому не могла доверять. Я позволила другим решать за себя. Иначе говоря, я себя продала.
— Да ну, будет тебе!
Себастьян поднялся, подошел поближе и тоже присел рядом с собакой.
— Сколько лет тебе было?
— Как раз исполнилось восемнадцать.
— Ты была большим ребенком.
— Нет, я не была ребенком.
— Уэйд был уродлив?
— Что? Нет, он был очень даже недурен собой. Он…
— Он был стар?
— Мне тогда так казалось. Теперь я, конечно, понимаю…
— Сколько ему было лет? Сорок? Пятьдесят?
— Тридцать восемь.
— Стало быть, он был молод. Молод, хорош собой, богат, обходителен, влюблен и при этом лучший в мире отец. И ты утверждаешь, что «продала себя» ему.
— Я…
— Если бы он оказался образцовым мужем, ты бы тоже так думала?
— Нет, наверное, нет, но…
— А какие доводы приводили твои родители? Как они убедили тебя принять предложение?
— Они говорили… что это блестящая партия для меня, что я буду с ним счастлива. У моего отца стало ухудшаться зрение; они сказали, что, если я выйду замуж, он мог бы уйти на пенсию раньше, чем ослепнет… Что я буду жить не так уж далеко от дома, что мы могли бы часто видеться… Что моя мать на старости лет обрела бы покой и благополучие… Что у меня будут слуги, красивые наряды, что я смогу путешествовать…
