Никола Корник - Сладкий грех
Эван перехватил ее, зажав железной хваткой.
— Достаточно, мадам. Не здесь и не сейчас. Или вам доставит особое наслаждение заняться со мной любовью в доме бывшего мужа?
Снова легкая улыбка заиграла на ее губах.
— В вашей идее определенно что-то есть, но… Но, подсчитав нанесенный ущерб, стоило бы воздержаться.
— Тогда у вас просто нет выбора, придется танцевать со мной.
Мелодия вальса призывно лилась из бальной залы. Эван видел, насколько эта мысль захватила Лотту. Ей никогда не приходило в голову, что такое возможно — танцевать с ним на пышном лондонском балу. Но он и сам не ожидал такого поворота.
— Танцевать? — недоверчиво спросила она. — Здесь — на глазах у всех?
Он быстро увлек ее к дверям бальной залы.
— Конечно. Вы переживаете из-за того, что кто-нибудь может вас узнать?
Так и есть. Она никак не могла решиться, хотя боялась признаться в этом.
— Вовсе нет. Я здесь уже целый час, и никто меня не узнал, — сказала Лотта, нерешительно замявшись. — Кроме вашего брата, Нортеска. Он окинул меня очень внимательным взглядом, когда мы столкнулись в библиотеке.
Они начали танец. В этом был риск, наглая отвага, и Эван мог бы поклясться, что она ни за что теперь не откажется просто потому, что не захочет выказать страх. Ей надо ответить на его вызов. Ее алое домино, разлетаясь в танце, открыло серебристое платье. Шелк льнул к его бедру, струящийся, гладкий и чувственный, как сама Лотта. Другие пары проносились мимо, подхваченные вихрем музыки, кружились вокруг, Лотта оживленно улыбалась, невесомая в его руках.
— Вы хорошо танцуете, — пробормотала она. — А я ожидала от кавалериста такого же грохота, как от его коня.
— Вы недооцениваете кавалерию, — заметил Эван. — Лошадь тренирует мускулы, это делает нас лучшими танцорами.
— У меня уже был случай оценить вашу хорошо развитую мускулатуру, — сухо ответила Лотта. — И все же как вам удалось найти меня, милорд?
— Вы сами сказали Марджери, что едете в Лондон, — пожал плечами Эван.
— Это слишком растяжимое понятие.
— Все оказалось не так уж сложно.
Ничего подобного. В Лондоне у него была целая сеть помощников, собирающих информацию о военных действиях, пленных, маршрутах побега. Кроме того, она помогала собирать информацию несколько иного рода. Так удалось разыскать своевольную любовницу, которая тайно приехала в Лондон, спутав многие планы.
— Отчего вы так забеспокоились, что даже последовали за мной? — тихо спросила она. — Может быть, соскучились?
Эван подумал, что она недалека от истины.
— Хотелось выяснить, собираетесь вы или нет возвращаться назад, — ответил он.
Эван отдавал себе отчет, что это лишь полуправда. На самом деле Лотта заслуживала много большего. Он должен был приехать и найти ее, заявить свои права, свое нежелание оставаться без нее.
— В самом деле, какая разница, вернусь я или нет?
Еще один непростой вопрос. Эван уже стал забывать о ее страсти выводить его на чистую воду. Он заколебался. О чем она говорила?
«Вы ничего мне не обещаете…»
Ему приходилось думать об этом. Что он мог предложить, кроме денег? Он не доверял ей, отвергал все ее попытки к сближению. Он даже отвернулся от нее после любовной близости, поразившей его своей глубиной и нежной страстностью.
Он пользовался ею даже сегодня, несмотря на то что успел побывать в одной закопченной таверне в трущобах Редклиф-Хайвей для обмена информацией, письмами, планами и новостями. Все ближе день, когда заговор будет осуществлен. И это будет день, когда он оставит ее. Ей достанется пачка чеков, которые оплатят все, что причитается по договору.
За исключением…
За исключением того, что он мог потерять вместе с ней. Он понял это уже тогда, когда, вернувшись, узнал, что она уехала. Они созданы друг для друга. Они понимали друг друга. Впервые он понял, что должен забрать ее с собой. Но Эван не был уверен, готова ли Лотта последовать за ним.
— Да, — сказал он, — для меня имеет значение, вернетесь вы или нет.
Ее глаза в прорезях маски влажно мерцали, выдавая истинные чувства. Она лгала, заявляя о своем безразличии. Эван понимал, что его собственные эмоции гораздо глубже, чем простое вожделение. Он подумал о том времени, когда, занимаясь с Лоттой любовью, забывался в ощущении узнавания. Она создана для него. Это опасное влечение для мужчины, который никогда не любил и не имел желания ни с кем себя связывать. Он пытался перебороть свои порывы неделя за неделей. Однако пришло осознание того, что он пойман и не сможет вырваться.
Лотта молчала. А Эвану хотелось услышать ее ответ на его признание. Какое-то странное наваждение, навеянное звуками музыки, теплыми отсветами свечей и ощущением, что Лотта в его руках, невесомая, пахнущая цветами и летней листвой. Он чувствовал себя неопытным юношей, не знавшим женщин. Как все это странно. Невозможно…
Где-то за дверями бальной залы возник странный шум. В открытые двери потоком хлынули солдаты в красных мундирах. Заблестел металл штыков. Свет канделябров выхватил дула пистолетов. Кто-то вскрикнул. Музыка стала тише, сбилась, и, наконец, звуки умерли. Наступила удивительная тишина, таящая в себе угрозу и напряжение.
— Мы имеем приказ арестовать нарушившего условия содержания пленного офицера Эвана Райдера, — сообщил выступивший вперед капитан. — Поступила информация, что он находится среди гостей этого бала.
Публика ахнула со смешанным выражением ужаса и изумления, волной прокатившихся по залу. Толстяк в синем домино, оказавшийся хозяином — Грегори Каминзом, сорвал с себя маску и атаковал строй.
— Что за ерунда! Это просто смешно, — воскликнул он, подбегая к солдатам, и высокомерно рассмеялся. — Райдер здесь? Как вы смеете врываться со своими солдатами в мой дом на таком смехотворном основании, сэр!
Рука Лотты сжалась плотнее, и Эван почувствовал, что она его тянет за собой.
— Сюда, — успела шепнуть Лотта ему на ухо.
Не тратя лишних слов, она потащила его сквозь колеблющуюся толпу, постоянно бормоча извинения и снова в спешке наступая кому-то на ноги. Но разве возможно остаться незамеченной в ярко-алом наряде! Головы тут же поворачивались вслед, пальцы указывали на них. Капитан тут же прервал оправдания. Прозвучал приказ. Тогда Лотта бросилась бегом в буфетную, таща его за руку за собой. На ходу она сорвала со стола скатерть, разбросав серебряные приборы с закусками по полу, преграждая путь солдатам. Один из них навел пистолет, но тут Эван заметил какого-то человека в домино за спиной солдата, который неожиданно запнулся и схватился за руку солдата, пытаясь удержаться на ногах. Прозвучал выстрел, разбивший вдребезги бюст самого хозяина дома — Грегори Каминза.
