Альбер Бланкэ - Война амазонок
Оставшись один, Бофор снял маску, задвинул крепкими задвижками дверь и повесил на нее толстое одеяло, лежавшее на постели. Затем он отворил высокий шкаф и, вынув оттуда несколько старых платьев, сильно надавил на один из гвоздей, прикреплявших шкаф к стене, – тотчас появилось довольно большое отверстие.
Он взял свечу и вошел в отверстие, затворив за собой дверцы шкафа. Очутившись в большой комнате, он пошел в угол и приложил к стене ухо. Не было слышно ни малейшего звука. Тогда он тихо постучал в дверь. Немедленно дверь отворилась, и перед ним явилась ослепительная красавица в самом восхитительном домашнем костюме.
– Ай! – воскликнула она, увлекая его в роскошно убранную спальню, – вы, видимо, поклялись убить меня, вызывая мое беспокойство и нетерпение!
– Вас, герцогиня? Вас, такую неустрашимую амазонку!
– Идите же, неблагодарный. Право, вы не стоите, чтобы за вас дрожали.
– Как же это понять, герцогиня? – спросил Бофор, разваливаясь на кушетке перед камином.
– И еще он спрашивает! – воскликнула красавица Монбазон, устремив на него пламенные взоры. – Тот за кого я жизнь готова отдать!
– Милая Мария, этому я верю, но…
– Довершайте.
– Зачем же жертвовать жизнью? Стою ли я такого самоотвержения?
– Лучше оставим это, Бофор, вам не понять меня.
– Правда, я давно изучаю вас, но признаюсь, до сих пор не могу понять вас.
– Оттого и не можете, что вы легкомысленны, ветрены, по привычке к легким успехам у женщин, вы ставите всех на один уровень.
– Вы это ставите мне в укор?
– Нет.
– Послушайте, милая Мария, если бы у меня был другой характер, если бы я похож был на тех людей, которые беспрерывно заняты своими корыстными расчетами и выгодами своего честолюбия, мог бы я внушать любовь женщинам?
– О! Не говорите этого, Бофор! Когда я думаю о том, как вы ветрены, как вы непостоянны, тогда моя любовь превращается в ненависть, тогда я думаю только о крови и смерти!
– Ого! Герцогиня и после стольких лет!..
– Сколько лет! А вы, видно, считаете их?
– Когда вы позволили мне в первый раз сказать вам, что вы прекрасны, это было…
– Замолчите! Я не знаю, не хочу знать! Это было вчера!
– Вот как! – сказал Бофор, задумавшись.
– Что с вами сегодня?
– Ничего.
– Как! Вы только что возвращаетесь после самого безумного предприятия, в котором рисковали жизнью…
– Если бы оно не кончилось такой забавной комедией.
– Согласна, однако, отправляясь, вы не могли знать, что так случится. Словом, вы вернулись здравы и невредимы и не сказали ни одного доброго слова вашему лучшему другу.
Бофор взял руку герцогини и медленно приложил к ней губы.
– У вас есть что-то на душе, и все мои подозрения восстают с новой силой. Да, вы отправились вместе с герцогиней де Лонгвилль. Признайтесь же, вы все еще любите ее?
– Я питаю к ней глубочайшее уважение.
– О! Вы напрасно хотите обмануть меня, я понимаю эти дела. Если бы я устроила подобное предприятие, вы, наверное, нашли бы какой-нибудь предлог, чтобы не сопровождать меня.
– Напротив, я ваш раб и пойду за вами на край света.
– Да, это только так говорится! Но признайтесь по совести, вы все еще влюблены в эту красивую блондинку с величественными манерами добродетельной женщины, а, в сущности, она самая продувная кокетка в мире.
– Герцогиня…
– Берегитесь, говорю вам, берегитесь! Я отомщу, отомщу жестоко – вам или ей?
– Позволите ли мне сказать вам хоть одно слово?
– Говорите.
– Предупреждаю вас, я затрону очень щекотливый вопрос. Но я знаю, что у вас достанет ума и сердца, чтобы разобрать его. Помните ли, год тому назад, в то время, когда вы были уверены в моей мнимой любви к госпоже де Лонгвилль и я вам доказал, что она любит другого, – мы с вами тогда были в ссоре, не помню уже по какой причине – случай опять нас свел и мы – помните ли, какое мы дали друг другу обещание?
– Какое это обещание? – спросила герцогиня, прикусив губу и судорожно сжимая руки.
– Мы сказали друг другу: «Жизнь коротка, зачем же отравлять минуты наслаждения укоризнами, сценами, требовательностью, которых всегда легко избежать? Зачем нам не жить с полной доверенностью к личному достоинству, без чего благородные люди перестают уважать друг друга?»
– Правда, вы говорили почти этими словами – я помню это.
– Тогда же мы с вами условились, что первый из нас, кто перестанет любить…
– Я так и знала! – воскликнула герцогиня Монбазон, и бледная, дрожа всем телом, она вскочила с места.
– Тише, герцогиня, ваш муж услышит…
– Что мне до мужа? Есть один человек в мире, который имеет право на мою жизнь, на мое чувство – это вы, остальной мир не существует для меня!
– Что вы, милая Мария!
– Так вы перестали меня любить?
– Я этого не говорил.
– О! Я понимаю вас, ваша всем известная деликатность внушает вам желание подсластить отвратительную пилюлю, но вы хотите сказать, что не любите меня.
– Прошу вас, Мария, успокойтесь.
– Мне успокоиться, когда вы смеете возвещать мне самое жестокое несчастье, какое только может поразить мое сердце? Но, знаете ли, если бы ангел смерти явился передо мною в эту минуту и сказал: «Настал твой час», так и тогда я не так бы перепугалась… Он разлюбил меня!
Прекрасная герцогиня упала на кушетку. У Бофора не достало мужества, и он, подхватив ее на руки, с нежностью прижал к груди своей это пламенное сердце. Но она с яростью оттолкнула его.
– Уходите! – сказала она пылко. – Уходите вон, пока еще есть время. Слушай, Франсуа, если ты останешься здесь еще минуту, я не ручаюсь за себя, я могу тебя убить.
– Что же? Мария, убивайте. Нет сомнения, что этим вы окажете величайшую услугу кардиналу Мазарини.
– А вы думаете, что он так много занимается вами?
– Я знаю, что он удостаивает меня этой чести. По этой причине я пришел к вам. Не хотите ли вступить со мной в союз?
– В союз с вами?
– Кажется, понятно.
– Для какой цели?
– Мне хочется заняться политикой.
– Посмотрим, какие у вас планы, – сказала герцогиня, глядя во все глаза на любимого и неузнаваемого ею Бофора.
– Что вы думаете насчет брака Шарлотты Шеврез с принцем Конти?
– Что это самая блистательная партия, какой можно было желать для фамилии Шеврез и Монбазон. Вы знаете, прекрасная Шарлотта приходится мне родней, потому что я вышла за ее родного деда.
– Так послушайте же, милая Мария, если вы хотите доказать мне свою любовь, а вы, надеюсь, хотите этого?
– Ах, Бофор, поостерегитесь! Если вы вмешаетесь в политические замыслы, то наделаете много дурного и бесславного и перестанете быть рыцарем великодушия и чести, каким мы знаем и любим Франсуа де Вандома.
